Барбара Кингсолвер - Лакуна

ваше письмо, как вы и сказали, подействовало на меня словно гром среди ясного неба. Однако не стало неожиданностью. В январе я увидела ваше имя на обложке книги в отделе абонемента в библиотеке. Тогда я подумала: надо же, какое совпадение, в мире есть два Гаррисона Шеперда. Потом в газетной рецензии на книгу упомянули, что автор романа, по слухам, обитает на улице Монтфорд. Я знала, что вы не понаслышке знакомы с Мексикой. Любопытство до добра не доводит: племянница миссис Битл рассказала, что выследила писателя, и он высокий как дерево и худой как щепка. Кто же еще это мог быть?

Представьте себе наше удивление. Мы годами сидели пни пнями и ели блюда, приготовленные человеком, который вскоре стал известным писателем. Теперь же старый мистер Джадд сокрушается: «Я и понятия не имел, что этот молодой человек нам готовил!» (Помните его ужасные шутки?) Мисс Маккеллар заметила: «В тихом омуте черти водятся». Редж Борден по-прежнему отказывается верить, что это вы, но книгу все равно хочет прочесть. Долго же ему придется ждать. В библиотеке один-единственный экземпляр. Мне самой пришлось ждать несколько недель, притом что я поддерживаю тесное знакомство с миссис Лютеридж с тех самых пор, как вошла в библиотечный комитет, в основном для того, чтобы навести порядок в картотеке, которая пребывала в вопиющем состоянии.

Ваша книга прекрасна. Ашвилл не знал подобной сенсации с тех пор, как Томми Вулф выпустил «Взгляни на дом свой, ангел», которая многим отнюдь не пришлась по вкусу. Одни горожане обиделись, что о них не написали, другие — что написали; словом, все были возмущены. Библиотека от книги отказалась. Я тогда уже состояла в женском клубе (секретарем-регистратором), и очередное наше собрание пришлось на ту неделю, когда выпустили роман. Пожалуй, никогда еще в нашем городе не нюхали столько нашатыря. Стоило открыть дверь зала заседаний, как тебя тут же окутывало густое облако этого запаха.

Я представить себе не могу, каково это — написать книгу. Но вот что я думаю: людям нравится читать об ошибках и грехах, если только это не их собственные промахи. Вы благоразумно поселили своих героев в далеких краях, а не в некоем вымышленном Алтамонте, как это сделал мистер Вулф. Этот « Диксиленд » — не что иное, как пансион матери мистера Вулфа на Спрус-стрит, и все в городе это знают. Мало кому удалось избежать уколов его пера; не поздоровилось даже его родному отцу. Я помню, как старик, пошатываясь, заходил в кафе S&W, и даже в понедельник утром от него разило спиртным. Общее мнение таково, что не стоило выносить сор из избы и позорить семью.

Все это имеет непосредственное отношение к вашему письму. Вы говорите, что я сшита стальными нитями; спасибо за комплимент, но я бы сказала, что это всего лишь здравый смысл. Одни писатели творят бесчинства, красивыми словами и благопристойным повествованием навлекая на людей несчастье. Другое дело вы: пишете о бесчинствах, но в жизни поступаете как джентльмен. Поэтому я и повела себя таким образом на вечере книжного обозрения. Девицам до смерти хотелось превратить вашу книгу в очередной клубок местных сплетен. Бывали уже у нас такие клубки, и все они спутывались в неряшливые узлы. Вы, мистер Шеперд, перенесли действие романа в Мексику. Почему бы ему там и не остаться? Так я рассуждала.

Я знаю вас как джентльмена, и работать у вас дома не кажется мне неприличным. Женщина, которой всю жизнь приходится работать, понимает, что хорошие манеры важны, хотя подчас бесполезнее чашки кофе. В войну секретарям порой приходилось выносить горшки, а некоторые мужчины требуют и чего похуже, даже в мирное время. Но, насколько я помню по пансиону миссис Битл, вы любезнее многих обращались даже с курицей, которую потрошили, прежде чем отправить в печь.

Предупреждаю сразу: я бываю привередлива. Мне нравятся пишущие машинки с автоматическим выравниванием текста и отдельными от каретки литерными рычагами. Лучше всего «Ройял» или « Смит». Такие были в канцелярии комиссии по учету военнообязанных, и я привыкла. Я приду к вам на собеседование в четверг, в половину седьмого. Ваша улица всего в нескольких автобусных остановках от места, где я сейчас работаю. Я приеду сразу после работы.

Искренне ваша,

Вайолет Браун

Душа матери может упокоиться с миром: в моей жизни наконец-то появилась женщина. Миссис Браун с жемчужно-серой сеткой на волосах; сорок шесть лет, рассудительна и проста, как блинная мука. Нашим судьбам не суждено было пересечься, но мы, точно персонажи романа, все-таки встретились. Теперь она будет спасать героя, отвечать за него на телефонные звонки, разбирать горы почты, а может, и пригрозит метлой поклонницам, норовящим украсть с веревки белье. Герой же волен по-прежнему жить монахом в дырявом исподнем. Миссис Браун все равно.