Торнтон Уайлдер - Теофил Норт

— Постирушка, а?

— Миссис Киф, — сказал он, — я думаю, у джентльмена было достаточно времени, чтобы осмотреть квартиру. Нам надо работать.

Я полагал, что для изготовления фальшивых денег, гравюр и офортов нужен громоздкий пресс и банки с синей и зеленой краской, но ничего подобного тут не было. Листы бумаги в окнах явно «старились». Я был на верном пути.

— А вон в углу еще шкафы для моих коллекций, — радостно воскликнул я. Они были без замков. Я с трудом доставал до их ручек и поэтому два раза подпрыгнул. Дверцы распахнулись. Пытаясь удержаться от падения, я ухватился за кипы бумаги, лежавшие на полках, чем вызвал целую лавину листов, которые усыпали пол, — да, «густо, как листья осенние, что устилают ручьи Валломброзы». Все четверо бросились их подбирать, но я уже заметил, что это — написанные старомодным изящным почерком копии «Боевого гимна Республики» с автографом Джулии Уорд Хау, некогда жительницы Ньюпорта. Лежа на них ничком, я успел разглядеть, что все они — с дарственными надписями разным людям: «Дорогому другу…», «Достопочтенному судье…» Я ничем не выдал своего удивления. — Ох, джентльмены, извините, пожалуйста, — сказал я, поднимаясь с пола. — Надеюсь, я не подвернул ногу!.. Ну что ж, можно идти, миссис Киф. Я очень признателен вам за ваше терпение, джентльмены.

Пока я ковылял к двери, мистер Форсайт сказал:

— Миссис Киф, я надеюсь, вы оставите комнаты за нами до конца августа — и без посетителей. Я как раз собирался сделать вам предложение на этот счет.

— Мы поговорим об этом после, мистер Форсайт. А сейчас не буду мешать вам работать.

Спустившись с лестницы, я спросил:

— Можем мы поговорить где-нибудь в другом месте — па кухне, например?

Она кивнула и пошла по коридору. Я повернул в другую сторону и, открыв выходную дверь, громко сказал: «Извините, миссис Киф, мне не подходит. Неизвестно, через сколько дней выветрится этот неприятный запах. Простите за беспокойство. Всего хорошего, миссис Киф!» С этими словами я громко хлопнул выходной дверью и на цыпочках пошел к ней в кухню. Она смотрела на меня во все глаза.

— По-вашему, они подозрительные люди, мистер Норт?

— Делают фальшивки.

— Фальшивки, господи Исусе! Фальшивки!

— Нет, не фальшивые деньги. Они подделывают древности.

— Фальшивки! Никогда у меня таких не было, мистер Норт. Ох, ведь отец начальника полиции дружил с моим мужем. Может, мне к нему пойти?

— Я бы не стал поднимать шум. Они никому не вредят. А если и продадут сотню фальшивых писем Джорджа Вашингтона, то купят их только дураки.

— Да не оставлю я их в своем доме. Фальшивки! Что мне делать, мистер Норт?

— Когда у них кончается месяц?

— Я вам говорила: они съедут в любое время, но за две недели я должна их предупредить.

— Не подавайте виду, что вам известно, чем они заняты. Это опасная публика. Несколько дней пусть все остается, как было. Я что-нибудь придумаю.

— Ох, мистер Норт, помогите мне от них избавиться. Они платят тридцать долларов в месяц. Я вам сдам за двадцать пять. Я поставлю обратно кровати и красивую мебель. — Она не выдержала: — Говорила мне сестра, когда муж умер: уезжай обратно в Провиденс. Говорила, что не будет мне здесь покоя. Говорила: в этом городе такой есть народ — дрянь народ, и липнет к нему дрянь, и сколько раз я в этом убеждалась.

Я знал ее ответ заранее, но спросил:

— Вы — про ту сторону Темза-стрит?

— Нет! Нет! — Она показала головой на север. — Я про них — про Бельвью авеню. Бога не боятся. Грязные деньги — вот про что я ! Я утешил ее, как мог, и, насвистывая, покатил навстречу трудовому дню. Я нашел себе квартиру, и я слышал голос Девятого города.

В тот же вечер, часов в девять, когда я освежал в памяти Новый завет по-гречески для завтрашнего урока, в дверь постучали. Я открыл: Элберт Хьюз. Судя по его виду, несчастнее человека на свете не было.

— Чем могу служить, Элберт? Опять кошмары?.. Ну, что случилось? Садитесь.

Он сел и расплакался. Я ждал.

— Ради бога, перестаньте плакать и скажите, в чем дело.

Он проговорил рыдая:

— Вы знаете. Вы все видели.

— Что я знаю?

— Они сказали, если я кому-нибудь проболтаюсь, они мне изувечат руку. — Он вытянул правую руку.

— Элберт! Элберт! Как вы могли — порядочный американский юноша — связаться с такой шайкой?.. Что сказала бы ваша мать, если бы узнала, чем вы занимаетесь?

Это был выстрел наугад, но он попал в цель. Пот — градом. Я встал и отворил дверь:

— Перестаньте плакать или уходите!