Торнтон Уайлдер - Теофил Норт

— Эдвина! — И по моим щекам потекли слезы.

— Теофил, — сказала она, — ступайте вниз, я здесь побуду. Генри ждет вас. Дорогу найдете?

Прислонясь к двери, я услышал голос Эдвины:

— Тетя, милая, где болит?

— Не болит… нигде.

Я хотел выйти на лестницу, но путь был прегражден. Глаза у меня слипались; мне хотелось лечь на пол. Я медленно брел, словно через поле пшеницы. Мне приходилось отрывать чьи-то руки от моих рукавов, от пол пиджака, даже от щиколоток. Между третьим и вторым этажом я сел на ступеньку, прислонил голову к стене и уснул. Не знаю, долго ли я спал, но сон освежил меня, а когда я проснулся, рядом сидела Эдвина. Она взяла меня за руку:

— Вам лучше?

— Да, да.

— Скоро двенадцать. Они нас будут искать. Давайте спустимся. Вы можете двигаться? Пришли в себя?

— Да. Я, кажется, долго спал. Совсем отдохнул.

На площадке второго этажа под лампой, где мы могли разглядеть друг друга, она сказала:

— Вы способны выслушать хорошую новость?

— Да, Эдвина.

— Минут через пять после вашего ухода тетя Лизелотта умерла.

Я улыбнулся и хотел сказать: «Я ее убил», но Эдвина закрыла мне рот ладонью.

— Я немного понимаю по-немецки, — сказала она. — «Ich bin mude. Danke, junger Mann».

В гостиную на первом этаже мы вошли вместе.

— Долго вас не было, — сказала миссис Крэнстон. — Миссис Грант рассказала мне, как все кончилось… Вы сотворили ваше последнее чудо, доктор Норт.

— Я провожу вас до дома, дружище, — сказал Генри.

Я попрощался с дамами. Когда я был в дверях, миссис Крэнстон меня окликнула:

— Мистер Норт, вы забыли конверт.

Я вернулся и взял его. И с поклоном сказал:

— Спасибо вам, милостивые государыни.

По дороге домой, воспрянув духом благодаря доброму приятелю Генри и тому, что у меня появился новый друг — Эдвина, я вспомнил одну свою теорию, которую долго и с удовольствием проверял на практике, — теорию «Созвездий»: у человека должно быть три друга-мужчины старше его, три — примерно его возраста и три — младше. У него должно быть три старших друга-женщины, три — его лет и три — моложе. Этих дважды девять друзей я называю его Созвездием.

У женщины тоже должно быть свое Созвездие.

Дружба эта не имеет ничего общего со страстной любовью. Любовь-страсть — чудесное чувство, но у нее свои законы и свои пути. Ничего общего не имеют с этой дружбой и семейные связи, у которых свои законы и свои пути.

Редко (а может быть, и никогда) все эти восемнадцать вакансий бывают заполнены одновременно. Остаются пустые места; у некоторых многие годы — или всю жизнь — бывает лишь один старший или младший друг, а то и ни одного.

Зато какое глубокое удовлетворение мы испытываем, когда заполняется пробел, как в тот вечер — Эдвиной. («И я возликовал, как Звездочет, когда на круг свой выйдет новая планета» [99].) За эти месяцы в Ньюпорте я приобрел одного надежного старшего друга — Билла Уэнтворта; двух друзей моего возраста: Генри и Бодо; двух молодых друзей: Мино и Галопа; двух старших друзей-женщин: миссис Крэнстон и (хотя виделись мы редко) синьору Матера; двоих примерно моего возраста: Эдвину и Персис; двух младших: Элоизу и Элспет.

Но нельзя забывать, что мы сами принадлежим к чужим Созвездиям и это частично возмещает неполноту наших. Я, несомненно, был младшим другом, необходимым доктору Босворту, хотя такой эгоцентрик никак не мог удовлетворить мою потребность в старшем друге. От прежнего «Рипа» Ванвинкля и даже от Джорджа Грэнберри остались только тени (проба — смех; запасы смеха в них иссякли или стали мертвым грузом). Надеюсь, что я был старшим другом в Созвездии Чарльза Фенвика, но он мучительно пытался дорасти до своего возраста, и эта борьба мало что оставляла для свободного обмена дружбой.

Конечно, это весьма причудливая теория; не надо принимать ее слишком буквально, но и не стоит отвергать с порога…

В конце лета я встретил в казино Галопа. Как всегда, мы чинно обменялись рукопожатиями.

— Галоп, есть у тебя минута присесть со мной вот тут на галерее?

— Да, мистер Норт.

— Как поживает твоя семья?

— Очень хорошо.

— Когда сестра и мама уезжают в Европу?

— Послезавтра.

— Передай, пожалуйста, что я им желаю счастливого пути.

— Передам.

Приятное молчание.

— Ты уже не заканчиваешь каждую фразу «сэром», а?

Он поглядел на меня с выражением, которое я не раз наблюдал у него и определил как «внутреннюю улыбку».

— Я сказал отцу, что американские мальчики называют отца «папой».