Торнтон Уайлдер - Теофил Норт

Я наклонился к ней и заговорил тихим голосом:

— Пусть вас отвезут в Бостон. Операцию будут откладывать и откладывать. Я приеду в Бостон не только навестить вас — я повидаюсь с доктором Боско. Он когда-нибудь был здесь, видел «Олений парк»?

— Да. Видел.

— Я скажу ему, что вы — как прекрасный олень в «Оленьем парке», но вам хочется выйти за железную ограду. Ваши головные боли — протест против этих прутьев. Я скажу доктору Боско, чтобы вас отправили к тете Бенедикте, где олени никогда не знали, что такое клетка.

— Скажете?

— О, да.

— Конечно, скажете! А туда вы ко мне приедете?

— Постараюсь. Но вокруг тридцатилетнего человека — клетки и клетки. Так помните: я приеду к вам в Бостон не один раз и все лето буду часто вам писать. У меня осталась одна минута. Я положу вам руку на лоб… всю дорогу домой мои мысли будут над вами, как рука, и вы уснете.

Все стихло… Минута безмолвия на сцене — большой срок.

— Dormez bien, mademoiselle [90].

— Dormez bien, monsieur le professeur [91].

Руки у меня, возможно, не электрические, но публику наэлектризовать я могу. На этот раз я взял за образец Отиса Скиннера в «Семейной чести» по рассказу Бальзака. Двинувшись к выходу, я властно улыбнулся тем, кто был в комнате и за дверью: заплаканной миссис Скил, греческому хору слуг, объятых трепетом, рассерженному и уязвленному мистеру Скилу, доктору Эглстону и мисс Чалмерс, которая к ним присоединилась. Я вырос дюйма на два, на голове у меня возник щеголевато сдвинутый цилиндр. В руке появился короткий хлыст, которым я хлопнул по дверному косяку. Я был сама уверенность на грани наглости — полковник Филипп Бридо.

— Всего доброго, леди и джентльмены. Всего доброго, Галоп, — Чарльз Дарвин надеется, что каждый из нас выполнит свой долг.

— Да, сэр.

— Всего вам доброго. — Я крикнул в комнату: — Всего доброго, мисс Элспет. «Каменные стены — еще не темница, железные прутья — не клетка». Пожалуйста, скажите: «Нет, не клетка!»

— Non, monsieur le professeur! [92]— прозвенел ее голос.

Я вышел, кланяясь налево и направо, и сбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки и напевая «Хор солдат» из «Фауста».

Надежда — продукт воображения. Отчаяние — тоже. Отчаянию слишком живо рисуются возможные беды; надежда — это энергия, и она побуждает ум испробовать все способы борьбы с ними. Пока я ехал на велосипеде в «Олений парк» — сквозь этот таинственный лунный ландшафт, — у меня возникла идея.

Мы условились, что я приеду в больницу в следующую пятницу, в четыре часа. Я написал доктору Боско и попросил принять меня для пятиминутного разговора о его пациентке, мисс Элспет Скил. Я написал, что не раз имел счастье беседовать с его выдающимся коллегой и другом доктором де Мартелем из Американского госпиталя в Нейи под Парижем. Доктор де Мартель тоже был одним из трех величайших хирургов современности. Я никогда не встречался с этим знаменитым человеком, но надежда перепрыгивает препятствия. Впрочем, он оперировал одного моего друга — в возрасте шести дней. Кроме того, он был сыном романистки Жип (графини де Мартель), острой и наблюдательной писательницы.

Доктор Боско встретил меня с радушием, которое тут же сменилось профессиональной бесстрастностью. На протяжении всего разговора за его спиной стояла секретарша с раскрытым блокнотом.

— Ваша профессия, мистер Норт?

— Я преподаю английский, французский, немецкий и латынь и обучаю детей теннису в ньюпортском казино. Не буду отнимать у вас время, доктор. Мисс Скил призналась мне, что боится уснуть: ее одолевают кошмары, будто она в клетке. Она погибает от культурного затворничества.

— Простите?

— Она незаурядная личность, с пытливым и смелым умом. Но на каждом шагу ее встречают табу и вето великосветского общества. Ее отец — ее тюремщик. Если бы я сейчас разговаривал с вашим другом, доктором де Мартелем, я бы сказал: «Доктор де Мартель, ваша замечательная мать не раз описывала эту историю. Она была за эмансипацию молодых женщин».

— Вывод?

— Доктор Боско, можно обратиться к вам с просьбой?

— Только короче.

— У Элспет Скил есть тетя Бенедикта — бывшая датская графиня Скил, — и у нее есть дом в Адирондакских горах, где олени бродят на свободе и даже лисы и медведи приходят и уходят, когда им заблагорассудится, где даже семнадцатилетняя девушка никогда не услышит жестокого, враждебного жизни слова. — Я с улыбкой поклонился: — Всего хорошего, доктор Боско. Всего хорошего, мадам.

Я повернулся и вышел из комнаты. Перед тем, как дверь закрылась, я услышал его слова: «Будь я проклят!»