Милан Фюшт - История моей жены

Словом, впал я в такое расположение духа, когда и сам не знаешь, что думать. Выскажешь мысль — вроде все верно, подумаешь совсем обратное, и тоже нечего возразить. Порой даже жалость охватывала: эх, почему только я той ночью пулю себе в лоб не пустил?

Целый, невредимый, ни болячки, ни хвори никакой… а сам ты словно карманные часы: ходят хорошо и точно, да только слышится некая пустота в самом тиканье. Стало быть, есть в механизме неполадки какие-то…

И вот тут-то кстати подвернулся этот барич Дэден, придал мне малость сил самим своим существованием. Уже хотя бы тем, что вынудил меня считаться с ним, ну, и кое-чем другим, о чем сейчас пойдет речь.

Как-то раз мы вместе сидели в Кафе-де-Сен-Лю, принадлежавшем моему давнему другу, бывшему капитану нормандского судна. И Дэден, конечно же, он теперь был с нами неразлучен. Как я терпел это, не пойму до сих пор. Но как ему это удавалось? Тоже уму непостижимо.

«Когда же он умудряется писать, писателишка этот?» — порой задавался я вопросом. И склонялся к мысли, что ничего он не делает, не говоря уж о сочинительстве. Вынесет разве что ночную вазу за своим дядюшкой-графом, после чего напялит охотничью шляпу красоты неописуемой и ну — Париж завоевывать. От таких мыслей непрестанно пребывал я во взвинченном состоянии.

И все же как-то раз я подкинул жене на пробу замечание:

— Судя по всему, этот Дэден славный малый.

Она так и просияла.

— Вот видите? Я же вам говорила! — Вспыхнула вся от радости и давай разливаться соловьем.

Словом, так дело и обстояло — все в открытую, черт бы их побрал!

Ну, а я-то, спрашивается, чего ради из себя такого терпеливца строил? По двум причинам. Во-первых, отдавал ему должное. И то сказать: не ворует, а ведь мог бы. Более того, самолично вернул мне кошелек. Я забыл его на столике в буфете, а месье Дэден — нет чтобы себе в карман сунуть, взял да принес мне. Не ворует человек, уж это ли не великое достоинство!

А кроме того тяжеленько приходилось сносить кислые взгляды моей супружницы. После грубых моих выпадов с прошлого раза взялась испепелять меня взглядами, будто я собственноручно лишил жизни ее отца родного. Ах, так? Больше вам пощады не будет! Вместе — так вместе, будто пришпиленные. Да я еще «славным малым» его обозвал! Первым делом супруга моя решила сблизить нас. Беседы происходили следующим образом.

Мадам шла промеж нас, а мы с означенным господином по обе стороны от нее. Она и передавала слова одного собеседника другому:

— Дэден полагает, что сигары другого сорта лучше. — Мой муж советует нам наведаться в другой синематограф. И так далее. Месье Дэден иной раз адресовал мне какую-нибудь реплику, я же ему — никогда. Но без конца ломал голову, как бы отшить этого субъекта?

Ведь как ни крути, а ситуация аховая. В лучшем случае он — идеальный друг, книжками ее снабжает, всякие другие мелкие услуги оказывает, все уши ей прожужжал, до чего хорошая получилась бы из нее кинодива (на такую дешевую приманку, по-моему, любая женщина клюнет, даже самая умная) — словом, он ей родственная душа, а я некультурный, неотесанный мужлан. Добытчик средств к существованию, тягловая сила. Ну, и серый, как положено.

Зато в обществе нормандца я чувствовал себя отменно. Человек, что называется, свой парень, которому нет нужды объяснять, каково это, когда тебе в лицо кричат: «Да что это за капитан за такой? Вы в ответе за наши жизни!» — ну и прочие «приятные» вещи.

— Признайтесь по совести, любите вы эту вонючую лужу, морем именуемую? — задает мне вопрос нормандец (и, сами понимаете, как нельзя кстати). — Что до меня, то я-то завсегда к нему с любовью. Особливо когда сам на суше! — и регочет во всю глотку. — Отвечайте-ка положа руку на сердце: неужто не радуетесь, когда покидаете свое шаткое корыто и нога ступает на твердую землю? А уж в особенности теперь, после этого несчастного случая?

— Бог его знает, — уклончиво пожимаю я плечами.

— Разве там еды такой отведаешь? — не отстает он. Следует заметить, что в мою честь хозяин собственноручно поставил на стол лучший окорок, нафаршированный по особому рецепту — как готовят у него на родине, вот и допытывался, по вкусу ли мне его стряпня.

— А не обсудить ли нам одно премиленькое дельце? — обращается ко мне нормандец. — Отчего бы нам не основать на паях собственную гостиницу? Не вечно же в этих вонючих волнах барахтаться!.. Ну, как вам моя идея?

— Идея хоть куда, — отвечаю я. — Только надобно, чтобы все было тип-топ, по высшему разряду. Потому как жене моей все красивое да изящное подавай.