— Дядюшка, они же сошли с ума.
— Нет, мой мальчик, оставь эту идею. Французы не сходят с ума просто так, если не видят в этом выгоды. Итак, ты говоришь, что делегация состояла из представителей всех партий и что упоминалось благополучие Франции?
— Они твердят, что у Франции должно быть устойчивое правительство.
— Гм, — произнес дядя Шарль, — мне всегда казалось, что этого они хотят меньше всего. Вполне возможно, Пипин, что партии действительно выбрали одно направление, но по разным причинам. Да, наверное, так и есть, а тебя, мой мальчик, они избрали на роль, по выражению американцев, ширмы.
— Что же мне делать, дядюшка? Как избежать этой… этой ширмы?
Дядя Шарль постучал очками по колену, чихнул, налил себе еще шоколаду из кастрюльки, стоявшей рядом на горелке, и медленно покачал головой.
— Будь у меня время и покой, я, быть может, и разобрался бы в политической обстановке. Но прямо так, сейчас, я не вижу для тебя никакого выхода. Разве что ты пожелаешь с достоинством погрузиться в ванну с теплой водой и вскрыть себе вены.
— Я не желаю быть королем!
— Если самоубийство тебя не привлекает, милый мальчик, утешься — в скором времени наверняка последуют попытки убить тебя, и, кто знает, может быть, одна из попыток удастся.
— А я не могу сказать «нет», дядя Чарли? Нет, нет и еще раз нет. Почему я не могу себе этого позволить?
Дядя Шарль вздохнул.
— Пока мне приходят в голову только две причины. Позднее я придумаю еще. Во-первых, тебе скажут, что Франция в тебе нуждается. А еще никто никогда ни в одной стране не мог устоять против этого аргумента. Пусть человек этот старый, больной, глупый, усталый, циничный, умный и даже опасный для страны, но если скажут, что страна нуждается в нем и только в нем, — он согласится, даже если его придется на носилках нести к трибуне принимать присягу и соборовать одновременно. Нет, выхода для тебя я не вижу. Если тебе скажут, что Франция в тебе нуждается, — все, ты погиб. Молись только, чтобы Франция не погибла вместе с тобой.
— Но, может быть…
— Вот видишь, — прервал его дядюшка, — ты уже попался. Второй резон более тонкий, но не менее убедительный. Это — численное превосходство аристократии. Разреши, я разовью свою мысль.
Аристократия пышно цветет и размножается лучше всего при демократическом или республиканском режимах. При монархии аристократы подвергаются тщательному отбору и фильтрации и даже ликвидации по тем или иным причинам, но в республиканских климатах они плодятся, как кролики. В то время как низшие слои становятся бесплодными. Лучшее тому доказательство — Америка. Там не найдется ни одного человека, кто бы не был потомком аристократического рода, даже каждый индеец там вождь клана. В республиканской Франции аристократия лишь чуть в меньшей степени, но тоже проявила прямо-таки невероятную плодовитость.
Аристократы на тебя набросятся, как воробьи на… Не стану заканчивать сравнение. Они потребуют привилегий, о каких не слыхали со времен Людовика Безобразного, но что хуже всего, дитя мое, они захотят денег.
— Что же мне делать, дядя Чарли? — Вид у Пипина был несчастный, — Почему нельзя было подождать с этим еще одно-два поколения? А нет ли какой-нибудь боковой ветви в нашем роду, которая могла бы…
— Нет, — отрезал Шарль, — такой нет. А если бы и была, то сочетание аргумента номер один плюс мадам, плюс Клотильда все равно тебя одолеет. И еще одно. Если бы даже все французы мужского пола были против твоего восшествия на трон, то все француженки будут всячески вынуждать тебя к этому. Они слишком долго взирали завистливым оком на тот берег Канала, высмеивая старомодность британской королевской семьи — и завидуя ей. Нет, Пипин, мой мальчик, ты влип, — заключил Шарль. — Ты — Его Величество Ширма. Советую тебе как следует покопаться в ситуации и отыскать в ней что-нибудь приятное. А теперь ты, надеюсь, извинишь меня. Сейчас придет клиент с тремя Ренуарами без подписи.
— Ну, по крайней мере, — заметил Пипин, — я буду чувствовать себя не так одиноко, зная, что и вам придется предстать перед миром во всем блеске своих титулов.
— Пресвятые угодники! — воскликнул дядя Шарль. — Я и забыл совсем!
Пипин покинул галерею как в чаду. Не глядя по сторонам, он брел вверх по Сене, по левому ее берегу, мимо Нотр-Дам, мимо складов, винных хранилищ, через мосты, мимо фабрик, он брел машинально до тех пор, пока не пришел в Берси. И в продолжение всей долгой, неторопливой прогулки он, как крыса в лабораторном лабиринте, обшаривал все закоулки своего мозга в поисках возможного пути к бегству. Он исследовал все тропки, ходы и норки и везде натыкался на проволочную сетку жестоких фактов. Еще и еще тыкался он, так сказать, умственным носом в заграждение в конце заманчивого прохода — но там его ждала реальность. Он был королем, и от этого никуда было не деться.
Читать дальше