Филипп Соллерс - Мания страсти

Госпожа Чан какое-то мгновение в растерянности смотрит на меня. Она обескуражена. Ей кажется, что я сумасшедший. Я утомляю ее. Она предпочла бы, чтобы мы продолжили беседовать о Шекспире, чем мы, собственно говоря, и занимались накануне, чтобы мы обсудили персонажей Виолы и Оливии, наивность герцога (в самом деле, где именно находилось бывшее Иллирийское королевство? В Хорватии? В Боснии?), вдохновение сумасшедших и шутов в комедии ошибок… Быть может, мы могли бы дойти и до трагедий, до короля Лира и его дочерей, Гамлета и его матери, леди Макбет и могущества зла, блестящей эгоистической ревности, охваченной манией величия болтливой Клеопатры, легкомысленного и смертельного укуса аспида, «нильского червяка», затаившегося в корзине с фруктами. Вот это, по крайне мере, гораздо интереснее и величественнее, чем все эти старые даоистские зануды… Да, да, согласно кивает она, вы прекрасно ухватили суть характера, да… Она вежлива, госпожа Чан, она очень внимательна. Она не хочет огорчать меня. Должно быть, она спрашивает себя, что мне, собственно говоря, нужно. Она-то приготовилась к серьезной беседе о любовной страсти в западной литературе, а на заднем плане этой беседы мелькали бы, легко угадываемые, образы Доры и Клары (разумеется, никакие имена бы не назывались), а вместо этого я морочу ей голову какими-то вопросами, ставящими ее в тупик парадоксальной логикой… Сиять в небесах? Ну, и дальше что? Впрочем, китайское небо — нечто совершенно особенное… Она поднимает черные глаза, вглядываясь в парк, где показались, словно на оживших гравюрах, первые всадники и всадницы этого утра… Я не слишком напорист? Может, насильно хочу вернуть ее к ее корням? Почти колониальное сознание? Однако я ведь не говорю с ней о кровавом и, в то же время, не лишенном своеобразного обаяния, Мао, я говорю о Чжуан-Цзы. «Забыть год, забыть приличия, поддаться бесконечности, обосноваться в бесконечности»… А, ну да, пожалуйста, не так быстро, «забыть приличия», не кажется ли вам, что… А что касается бесконечности, за чашкой кофе (это для меня) и чая с молоком (для нее), это, возможно, действовать как-то слишком стремительно и прямолинейно… «Необходимо констатировать факты. Исполнять, не зная, почему, вот это и есть Дао»…

Госпожа Чан замолкает, пытается перевести тему. Спрашивает, как давно я интересуюсь этими вопросами. Был ли я в Китае (но ей же это прекрасно известно). Продолжаю ли я изучать китайский (ну, разумеется, красавица моя, с тобой же!). Делает попытки держать дистанцию, расточая довольно банальные комплименты Доре (такая веселая, умная, очаровательная), напоминает о концерте Клары сегодня вечером (дирижер кажется немного нерешительным, но там посмотрим)… Прекрасно, придется уступить… Возвращаемся к Шекспиру. Как там, а, ну да, Клеопатра восхваляет Антония после его смерти… Вот… Как это прекрасно:

Внимание госпожи Чан усиливается:

Долабелла (госпожа Чан):

Клеопатра (я):

Госпожа Чан очарована. Я прочел отрывок вполголоса, почти шепотом, слегка склонившись к ней. Немного мужского пыла под пеплом, господи боже. Она делает глоток чая, намеренно избегая смотреть на меня, что по китайским понятиям означает смотреть прямо в глаза, вглубь глаз, то есть вглубь всего тела в ином измерении. Может быть, это был как раз походящий момент, чтобы спросить у нее, что она думает о «таинственном женском начале» в даоизме (не таком уж и таинственном, не правда ли?), или о стихийности, или еще о высказываниях об уравнивании живых существ, или об их нейтрализации… Но нет, Лучше я закрою свои старые фолианты. Пусть останется музыка сфер. Дао может себя сыграть, но не может говорить о себе.