Филипп Соллерс - Мания страсти

Фразы, которые нужно читать на берегу Арно, здесь, пылком и черном, или в монастыре Санта Кроче, одному, сидя возле колодца, в центре монастырской галереи, осенним утром. «В сущности, — сказала Дора однажды вечером, проследив глазами пьяный трассирующий полет ласточек, — мы выпутались». Она показывает на акации, растущие на площади: «Все, что прекрасно, — дается даром». Это так, стоимость здесь не при чем, оценка — это лишь мучительная легенда, бесконечно повторяющаяся ошибка. Близость дается даром, дерево, небо, за это нужно благодарить ежеминутно. Я чувствую, как она дышит возле меня, ее сердце бьется, она дрожит. «Тебе холодно? — Нет. — Ну как же, я вижу, что холодно, вернемся».

Дождь, Дора больна, высокая температура, слегка бредит, молодой доктор заигрывает с ней. Мы не вылезаем из постелей, город затоплен, мы покупаем сапоги, бродим по настилам на набережных, я поскальзываюсь, падаю, смеемся. Все в серо-черных тонах, порывами налетает ветер, как могло прийти в голову приехать в Венецию в это время года, ну что вы, именно в это время года. Я пишу в уголке комнаты, Дора спит или притворяется. «Тебе не скучно? — Идиотский вопрос. — Смертные тела скучать не должны. — Но мы смертны. — И по-прежнему здесь. — Помнишь, как мы ходили по земле? — Да, это было неплохо, но помнится уже смутно. — Я пытаюсь навести порядок. — У тебя получается? — Иногда, да, так мне кажется».

И это правда, что нынче утром, например, перед окном, исхлестанным дождем, и Джудеккой, изборожденной волнами, у меня возникло ощущение, что время материализовалось, что оно почти у меня в руках в виде крошечных крупинок красного цвета, этакая взвесь зернышек, которые можно пощупать. Оно сжато, это время, до размера металлических опилок. Мы плывем на забавном суденышке, вообще-то, здесь больше подошло бы слово корабль, кровь и боль одновременно. «Я скроил его на крови», — сказал кто-то, теперь я лучше понимаю это забавное выражение, кроить, рассекать, рассекать волны, раскрой (что раскрыть?), укрытие, скрыть, спрятать, да, я словно вижу это. В очередной раз, комкая ненужную бумажку, я спрашиваю себя, почему «музыкальное искусство» назвали алхимией, хотя временами, при пробуждении, неожиданной вспышкой озарения, я вдруг понимаю — почему. Потом опять ничего, жду.

Или вот философия огня. Роса происходит от rosis, сила. Роза, роса. Цветок, капля, пот. В Библии Илия уносится на огненной колеснице. Мне надо бы однажды все-таки прочесть трактат Матюрена Эйквема, господина Мартино, напечатанный Жаном дʼОрни в Париже в 1678 году. Мне вспомнилось его название именно теперь, когда дождь с удвоенной яростью бился о закрытые ставни: «Что управляет живой волной, или Тайны морских приливов и отливов». Посмотрим. Зато если что меня по-настоящему забавляет, так это то, что Сирано любой ценой хотят представить неким первооткрывателем в области современной техники, поскольку его перу принадлежит следующий пассаж:

«Это книга настоящая, но это еще и книга таинственная, в которой нет ни страниц, ни букв; иными словами, это Книга, для чтения которой не нужны глаза, вам потребуются одни лишь уши… И с вами вечно пребывают все великие Люди, мертвые и живые, которые разговаривают с вами живыми голосами…»

Я не вижу никакой связи с радио или пластинкой, но вслед за этим Дора спрашивает меня, идем ли мы ужинать. Ну конечно, сейчас мы пошлепаем по грязи до крошечного ресторанчика на углу, в темноте, полосатой от вспышек молний. Мы выпьем немного больше, чем обычно, этого великолепного кьянти, и будем безо всякой скуки слушать разглагольствования каких-то англичан, трогательно туповатых. Масла, в котором жарится рыба, столько, что впору вспомнить о Всемирном потопе. Очень вкусно и не слишком дорого. На столе, в изящной вазе, стоит белая роза, совсем свежая, сорванная в соседнем саду.

Дора устала, она спит, а я все сижу под лампой, под раскаты грома: «Тот, кто постигает эту правду букв, слов и смысла, никогда не сможет, выражая какую-либо мысль, оказаться не на высоте своего замысла; его мысль всегда находит адекватное выражение, и лишь не зная этой идеальной идиомы, вы вдруг запинаетесь, оборвав себя на полуслове, не ведая ни порядка слов, ни самих этих слов, которые могли бы выразить то, что вы себе представляете…» Да, да, именно так, но уже поздно, буря стихает, вспышки молнии и дождь удаляются, я открываю окно, пьяный ветер врывается в комнату. Дора слегка постанывает, протестует, переворачивается, засыпает. Луна прячется. Завтра будет очень хорошая погода.