Рэй Дуглас Брэдбери - Маски (сборник)

– Миниатюрный такой, бледноватый коротышка в котелке?

– Здесь только имя «мистер Бикель». Я не могу описать вам его внешность. Что-нибудь не так?

– Негодяй пялится сквозь замочную скважину на нашу ванную комнату. Только и всего.

Последовало долгое молчание.

– Откуда вы знаете? – спросил наконец голос на том конце провода.

– Ну, я присел и… – муж запнулся, сглотнул слюну. – Видите ли, я…

Он прикоснулся к телефону, опасаясь, что аппарат вот-вот взорвется у него под носом, и сказал: – Ладно. Не будем больше. Это бесполезная затея.

И повесил трубку, обливаясь потом.

Жена посмотрела на него:

– Ну как?

– Чертов администратор, словно намекает на то, что это я шпионю.

– А разве не ты?

– О боже, и ты Брут!

– Сказано же в Библии: «Ищите и обрящете».

– Терпеть не могу Библию, – откликнулся муж. – Цитаты на все случаи жизни. И если не из Библии, то из Вилли Шекспира.

– Почему бы тебе не заклеить замочную скважину пластырем, – предложила жена.

Он сел на кровать, и у него стала медленно отвисать челюсть.

– Отличная идея, черт возьми!

Так он и сделал.

– Вот тебе! Получай!

– А сейчас он смотрел на тебя через скважину? – полюбопытствовала жена.

– Не знаю. Не проверял.

– А ты проверь, – сказала она, накрашивая губы помадой.

– Послушай, Глэдис!

– Проверка не повредит.

– Черт, я только хочу, чтобы меня оставили в покое!

Он оторвал пластырь от замочной скважины и склонился к ней.

– Черт побери! Сгинь! Пропади! Всё, звоню администратору!

– Чарли, – сказала жена.

– Вот, полюбуйся сама!

Она засмеялась и подошла. Наклонилась и посмотрела в замочную скважину. Потом выпрямилась, пожав плечами, и вернулась к своему прежнему занятию – припудриванию щек перед зеркалом в ванной.

– Ну и? – воскликнул муж.

– Если ему так уж хочется проводить все часы своего бодрствования, прилепившись к замочной скважине, то нам должно быть на это наплевать, – заключила она.

– Ты видела этот глаз – прямо сейчас?

– Видела.

– Ну вот опять!

– Но кому какой от этого вред? Он ничего не может увидеть.

– В том-то и дело. Вторжение в частную жизнь.

– Не ощущаю никакого вторжения.

– Не говори пошлостей, – сказал он.

– Может, это знак внимания, – предположила она. – А вдруг мы его заинтересовали? Представь себе, что он писатель, которого привлекают сценки из жизни космополитов.

– Ей-богу, он скорее чокнутый.

– Он малость тронутый, как таких величала моя мама, – сказала жена, приводя в порядок прическу. – Те, кто в Кантоне вставал спозаранку, чтобы собрать росу с папоротника, плавал в полночную грозу или загромождал свои жилища старыми газетами, хрусталем или резиновыми покрышками – малость тронутые. «Капустной молью траченные в темноте», – говорила она. Мама посылала стихи в дамские журналы. За тридцать лет ее опубликовали лишь однажды.

– Меня так и подмывает засунуть в замочную скважину водяной пистолет и нажать на спуск.

– Что? – спросила жена, занятая своими мыслями.

– Чертов синий глаз, – пробурчал он.

– Желтый.

– Не понял, – сказал он.

– Желтый, – сказала она. – Вроде кошачьего.

– Когда я вижу синий, я знаю, что это синий, – сказал он обиженно.

– Желтый, – настаивала она.

– Синий.

– Сам посмотри.

Она кивнула на замочную скважину.

Он наклонился. Выпрямился. Глянул на нее.

– Си-ний, – выговорил он каждый слог в отдельности.

– Я готова поклясться, – изумленно сказала она.

Она подошла и снова заглянула в скважину.

– Желтый, – сказала она, разгибаясь. – Чарли, ты что меня разыгрываешь?

– Да прекратишь ты наконец или нет! – вскричал он, отстраняя ее.

И пристроился к замочной скважине.

– Синий, черт побери. Эй ты там! Вон! Пошел прочь! Слышишь!

– Ладно, с меня хватит, – сказала жена, направляясь к выходу. – Пойдем завтракать, а то я сойду с ума.

– А может, ты меня разыгрываешь?

– Чарли, глаз был желтый.

– Значит, это какие-то дьявольские проделки! У него явно разного цвета глаза. И он жульнически пользуется этим преимуществом, чтобы подорвать наши брачные узы.

– А ты часом не дальтоник? – поинтересовалась она, выходя из номера.

– Только не надо теперь всё сваливать на меня!

Их дверь щелкнула. Они находились в коридоре. В двадцати футах от них стоял маленький человечек и прилаживал к голове свой котелок, словно тот был неотъемлемой принадлежностью его черепа, а не просто приложением к последнему.