Оружие нетерпимо ко всему живому. Пистолет имеет круглый ствол, разинутую пасть и всегда готов кричать. Крик не принес облегчения. А только бесстрастную констатацию выстрела, пороха и дыма.
Натали лежала на полу, не ведая о беготне, дрожащих руках и обращенным к ней словам:
– Натали – ты мне нужна!
Стюарт лежал поперек нее и рыдал. Они лежали крест-накрест в верхней комнате в летних сумерках, словно «Х», составленный из человеческих тел. Икс – неизвестная величина трагического человеческого уравнения.
Шли часы, Стюарт лежал рядом с ней, беззвучно сотрясаясь. Единственное, что могло изменить лицо Натали, – это смерть.
Окоченение медленно стягивало расслабленные мышцы, и ее лицо украсилось самой жуткой бескровной усмешкой, какая только бывала у нее при жизни…
Каждую ночь приходила новенькая. Он протягивал к ней руки, чтобы пощупать и поцеловать в грудь. Они отплясывали для него непристойные танцы, и он злостно отшлепывал их по самым чувствительным местам и вопил:
– Тащите выпивку! Выпивку сюда, черт побери!
Иногда заявлялись полненькие рыженькие, иногда худенькие брюнеточки, которые, деликатно откашлявшись, не показывали ему, что они прячут в носовых платках после того, как они прикладывали их ко рту. Иногда приходили крикливые блондинки, благоухавшие дешевыми духами и своим ремеслом. Его спальня содрогалась от их визитов и визга.
Разумеется, эти сцены разыгрывались в темноте. Когда он возвращался вечером домой после долгого знойного дня, проведенного за перелопачиванием всякого мусора, он принимал ванну, горланя обрывки песен и нещадно измочаливая себе спину. После обильного орошения подмышек квартой одеколона он облачался в халат, и не успевал он выключить свет, как в темную комнату безмолвно входила одна из них. Даже во тьме он отличал блондинку от брюнетки или рыжей. Он не задавался вопросом, откуда ему это известно. Он просто знал и все.
Он кричал:
– Привет, блондиночка!
Или:
– Привет, рыжик! Присаживайся, тяпни огненной водички!
– Еще как тяпну! – кричал в ответ пронзительный женский голос.
– Угощайся, детка, угощайся! – громыхал он.
– Спасибочки.
В темноте позвякивал стакан.
– До дна?
– До дна! – ответствовало сопрано.
– А-а-х, – смаковали его губы. – Хорошо пошла! – промолвил он с вожделением.
Он ощущал, как напряжение отпускает его тело. Он лег на диван и предложил:
– Еще по одной?
– Не возражаю!
Сегодня ночью он опять лег на диван. В комнате царила тьма и безмолвие. Дверь приоткрылась и захлопнулась, и, глядя в потолок и не включая света, он сказал:
– Привет, рыжая!
Ибо он знал, какой масти гостья пришла на этот раз. В темноте он чуял ее приближение, ощущал ее тепло и дыхание на своих щеках, и простер к ней руки:
– Выпьем, подружка!
Далеко, в недрах доходного дома кто-то включил воду. В затемненном квадрате комнаты, где он возлежал на тахте, послышался голос пришелицы:
– Отчего ж не выпить, Джо!
И вновь старый, милый сердцу перезвон: влага вслепую разливается по стаканам, губы еле слышно шевелятся в предвкушении глотка.
– Ах! – вздыхает один голос.
– Ах, – вторит ему другой.
– Отлично, малютка!
– Лучше некуда, Джо.
– Ты – рыжая, так ведь?
– Угадал с первого раза, красавчик Джо.
– Так я и думал. Как здорово что ты здесь! Старина Джо ужасно одинок. Вкалывает весь день до седьмого пота.
– Бедолага Джо, мой бедненький работяга Джо.
– Прижмись ко мне, крошка, согрей, а то холодно стало. Я совсем один, друзей у меня нет!
– Сейчас, Джо, сейчас!
Потом настала пора оценивать и переосмысливать части ее тела. Привычные, налитые теплые груди и истонченные ноги – не слишком тучные, не слишком худые. Она стояла рядом с ним в темноте, жаркая как печка в полуночной комнате, излучая слабый свет и тепло. Обнаженная и прекрасная.
– Распусти волосы, – сказал он, проливая выпивку на халат. – Я люблю, когда они спадают вниз.
– Да, конечно, Джо! – произнес высокий голос в комнате.
– И приляг рядом, – велел он.
– Твое желание – закон, Джо.
Они всегда повиновались. Их ничто не возмущало. Они исполняли все его прихоти. Никогда не жаловались. До чего же они были послушные!
– Обними меня за голову, – сказал он.
– Возьми меня за руки, – велел он.
– Потрогай меня тут, – попросил он, – и тут.
– Давай опрокинем еще по стаканчику, прежде чем ты меня поцелуешь, – сказал он наконец. – Черт возьми, нужно откупорить еще одну бутылку.
Читать дальше