Немного поворошили прошлогоднюю листву в саду, а потом развели костёр, чтобы испечь картошки и поджарить сосисок. Когда потянуло дымком и затрещал хворост, Ольга вдруг успокоилась. Теперь она была даже рада, что её вытащили из дома. И в самом деле, чего так волновалась? Глядя на то, как охотно возится с сучьями Вадим, она сообразила, что до сих пор ни разу не поинтересовалась у Валентины её семьёй — мужем, детьми, — вообще ничего об этом не знает. Чувство неловкости удерживало от расспросов. Однако молчание между ней и Валентиной затягивалось. Маячивший перед глазами обеих деятельный Вадим, хлопотавший у костра, очевидно, наводил в эту минуту на одни и те же мысли. И Валентина поведала, что у неё есть дочка трёх лет, забавный ребёнок, уже со способностями, как отметили воспитатели в детском саду, так и сказали: «Девочка у вас с изюминкой, необыкновенная», так и заявили после одного утренника, где она выступала, стихи читала и танцевала, рисует ещё хорошо, в общем, есть у неё артистические задатки, только развивать надо, и уже в лицах может показать, кого по телевизору увидит, так здорово копирует, просто умора, и муж тоже радуется как дитя, в шутку даже объявляет, когда она начинает заводиться: «Выступает заслуженная артистка Маша Петренко!», а та и рада стараться, чтобы только похвалили…
Про своего мужа Валентина успела рассказать совсем немного, но c тем же нараставшим воодушевлением, которому, казалось, не будет конца: и отец он заботливый, и муж замечательный, занимается научной работой, в университете преподаёт, астрофизик, у них даже дома, на балконе, специальная подзорная труба стоит, телескоп небольшой, вот в него он и наблюдает за звёздами… И не договорила, подхватилась неожиданно и предложила: «Давай в овраг спустимся? Знаешь, как там интересно!» Вадима не взяли с собой, потому что спешили, не спускались — кубарем скатывались в резвом и головокружительном беге. Потом с хохотом падали в траву. Раскрасневшиеся, запыхавшиеся, переворачивались на спину и глядели в небо — высокое, полное резкой синевы. Каждая травинка, казалось, звенела. Воздух можно было попробовать губами и снова отпустить на волю. «А давай кричать?» Валентина была возбуждена, её распирало от невероятного удовлетворения. «Зачем?» — не поняла Ольга. «Тут эхо звонкое, раскатом проходит». — «Не надо, и так хорошо». — «Ну что тебе, жалко вместе со мной крикнуть? — настаивала Валентина. — У тебя вообще никогда не возникало такого желания?» — «Да нет». — «Ну, просто крикнуть, потому что так хочется?» — «Ну, правда, нет». — «Тогда смотри!»
И она крикнула, что было силы: «Ольга-а-а!!!» Эхо проскакало по холмам, отразилось от соседних домов и отозвалось уже внизу, дальше, где овраг терял свои очертания, растворяясь в полях.
«Дура, ты что делаешь?» — испугалась чего-то Ольга. «Да кого ты боишься, соседей? — возразила ей Валентина. — Не хочешь вместе со мной кричать, я одна буду!» И снова выдала громогласное «Ольга-а-а!!!», а потом: «Вади-и-м-м!!!» Ольга не выдержала, поднялась, отряхиваясь: «Слушай, я наверх пошла!» На холме показался сын — замахал им руками.
Валентину ничем нельзя было сбить. Накричавшись вволю, она не скрывала неумеренной радости, так что можно было заподозрить, что причина тут кроется в чём-то ином, недоступном разумному пониманию. Но Ольга не стала об этом задумываться. День клонился к вечеру. Домой они возвращались, как герои в школьном сочинении, — «усталые, но довольные».
С этого дня почти каждые выходные Валентина приходила в гости к Ольге. Перед этим всегда звонила по телефону. Часто Вадим успевал взять трубку: «Ма, это Федёвкин тебя». «Дурачок!». Ольга ласково сердилась, затем примирялась с неизбежным; отказывать она не умела: «Ну, конечно, заходи!» Всё это представлялось ей не то чтобы назойливым, но не очень-то нужным. Сметану и творог, которые Валентина считала своим долгом им приносить, они почти не ели.
Усаживались под вечер на кухне, как обычно, да так и просиживали за разговорами часа три-четыре. Сначала чай, кофе, а потом, под настроение, когда монологи Валентины вдруг находили точку обоюдного интереса и уже складывались в непринуждённую беседу, могли и по рюмочке выпить из стародавней, ещё из Германии привезённой (вот и пригодилась!) бутылки коньяка, а больше и не надо было. Ольга оживлялась, забывая о своей отчужденности, которая кормилась одиночеством. Валентина тогда менялась, кивала согласно: «Вот и я то же самое говорю».
Читать дальше