Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03

После того как Люба ушла, Леша посмотрел на Михаила, вернувшегося с бронхоскопии и минут пять лежавшего на кровати пластообразно и каменнолико, — посмотрел и поинтересовался:

— Как оно?

— Ничего хорошего, — ответил Колобов. — Она мне в одну ноздрю трубку пихала, пихала — так и не пропихнула. А в другую ничего — пролезла. Она как посмотрела, так и говорит: «Ну у тебя там, — говорит, — и помойка», — он через силу посмеялся и спросил: — А ты где воевал? Я тут краем уха…

— В Чечне.

— У меня брательник тоже в Чечне воевал.

— Живой?

— Да.

— Повезло.

Несколько минут в палате молчали, а потом Леша заговорил:

— Я полгода назад оттуда вернулся. Служил снайпером. Меня здесь баба ждала — переписывались, всё такое. А как я вернулся, мы через месяц разбежались. Она говорит: «Ты, типа, другой стал, агрессивный». А оттуда, вообще-то, сложно беленьким вернуться. Вот Любка — она поняла… — Он ненадолго примолк и негромко сказал: — Я когда своего первого мальчика убил, полдня блевал. Потом меня спиртом отпаивали — держали и вливали в глотку. Я тогда понял, что если бы не я его, то он бы меня, — и всё по местам встало… А мы еще пули со смещенным центром тяжести делали — это раза два или три по пуле надо тихонечко напильником мазнуть сбоку. И вот если обычной, например, пулей в человека попадешь, то он может еще метров пятьдесят пробежать и ничего не почувствовать. А если, например, пуля со смещенным центром тяжести в руку попадает, то руку отрывает на хрен!.. Я в того мальчика тоже такой пулей выстрелил, в голову. Нас учили, что в голову — это наверняка. Бывают, правда, редчайшие случаи, когда пуля между полушариями пройдет, навылет… Выстрелил, короче, а у нас оптика очень хорошая была, видно — как вас сейчас… И там вместо головы — фонтан какой-то из крови и мозгов, головы уже не было!..

В палате тягостно молчали, старичок Иванов беззвучно плакал, а потрясенный Слегин думал о том, как страшно умереть вот так — внезапно, без покаяния…

Слегин спал, и ему снилось позднее зимнее утро, черно-белое кладбище и цветные небо, солнце, купол. Павел стоял на обочине дороги, ведущей к храму, и просил милостыню. Прислушавшись к себе, он вдруг понял, что молится о людях, идущих к поздней обедне, и больничному сновидцу стало стыдно, как бывает стыдно ложиться спать, не омывшись, на чистые простыни.

Юродивый ощутил внезапный стыд и, объяснив его собственной греховностью, помолился и о себе. Вскоре справа от него солнечно полыхнуло, и он увидел лучезарного духа. Перекрестив неведомого посланника, человек улыбнулся, перекрестился сам и поклонился Ангелу.

— Хранителю мой святый, а почему ты такой внезапный и яркий? — поинтересовался Павел, восклонившись и улыбнувшись.

— Но ведь ты же не вздрогнул и не сощурился, — ответствовал Ангел слегка смущенно. — А для других я невидим.

— Прости меня! — воскликнул человек, пав на колени, чем вызвал смех соседних нищих.

— Бог простит. И ты меня прости, — молвил небожитель, помогая Павлу подняться.

Некоторое время они совместно молились о прохожих: Ангел подсказывал имена и раскланивался с коллегами, а человек поименно молился о мимоидущих людях и тоже кланялся Ангелам-хранителям, становившимся на мгновение видимыми, будто в темноте на них направляли луч фонаря.

— И как голова не отвалится… — пробормотала соседняя нищенка, завистливо глядя в плошку Павла.

Тот улыбнулся, взял плошку с подаянием и, пересыпав монетки в кружку соседней нищенки, вернулся к улыбающемуся Ангелу и продолжил молитву.

Когда людской поток иссяк, юродивый спросил:

— Мне идти на службу?

— Как хочешь, — ответил Ангел. — Раннюю обедню ты уже отстоял, так что можешь и не ходить.

— Значит, домой?

— Подожди немножко. Сейчас сюда спешит отрок Геннадий. Он всегда опаздывает на службу минут на двадцать или полчаса и по пути непрестанно творит молитву Иисусову. Я хочу, чтобы ты помолился о нем.

Павел исполнил желание Ангела.

— Я хочу, чтобы ты увидел его и запомнил, — продолжил небожитель.

— А зачем?

— Может случиться так, что тебе это будет необходимо. А пока я кое-что расскажу о нем…

Павел хорошо запомнил ангелов рассказ и того непунктуального паренька, бросившего монетку в его плошку, — очень бледного, несмотря на мороз и тяжкое дыхание.

— Святый Ангеле, — обратился Павел после того, как Геннадий скрылся за церковной оградой. — Я забывчив и недогадлив, а ты всё видишь. Расскажи мне о моих грехах.