Ирвин Уэлш - Экстази

Несмотря на явную перемену в облике жены, Перки поразился, что не замечает серьезного эстетического ухудшения в ее внешности после перенесенного инсульта. На самом деле он понял, что она давно уже вызывает у него отвращение. А возможно, так было с самого начала: ее ребячливость, патологическая самовлюбленность, шумность и, больше всего, ее тучность. Она была просто жалкой.

— Ах, дорогой Перки, ты правда так думаешь? — простонала Ребекка больше сама себе, чем мужу, и обернулась к приближающейся медсестре Лоррейн Гиллеспи. — Я правда буду лучше, сестричка?

Лоррейн улыбнулась Ребекке:

— Ну конечно, миссис Наварро.

— Вот видишь? Послушай эту молодую леди, — улыбнулся девушке Перки, приподнял густую бровь и, заглядывая ей в глаза немного дольше приличного, подмигнул.

«А она — медленный огонек», — подумал он. Перки считал себя знатоком женщин. Бывает, считал он, что красота сразу же поражает мужчину. И после шока от первого впечатления ты понемногу привыкаешь. Но самые интересные, как эта вот медсестра-шотландка, очень постепенно, но верно завоевывают тебя, снова и снова удивляя чем-то неожиданным в каждом своем новом настроении, с каждым новым выражением лица. Такие вначале оставляют смутно-нейтральный образ, который рассыпается от того особого взгляда, которым они могут вдруг на тебя посмотреть.

— Да-да, — поджала губы Ребекка, — дорогуша-сестричка. Какая ты заботливая и ласковая, ведь правда?

Лоррейн почувствовала себя польщенной и оскорбленной одновременно. Ей хотелось только одного — чтобы поскорей закончилось дежурство. Сегодня вечером ее ждал Голди.

— И я вижу, что Перки ты понравилась! — пропела Ребекка. — Он такой жуткий бабник, ведь правда, Перке? Перки выдавил из себя улыбку.

— Но он же такой милый и такой романтичный. Даже не знаю, что бы я без него делала.

Будучи кровно заинтересован в делах жены, Перки почти инстинктивно положил маленький диктофон на тумбочку рядом с ее кроватью вместе с парой чистых кассет. Возможно, грубовато, подумалось ему, но он был в отчаянном положении.

— Может, немного сватовства вместе с мисс Мэй слегка отвлечет тебя, дорогая…

— Ой, Перке… Ну не могу же я сейчас писать романы. Взгляни на меня — я же выгляжу просто ужасно. Как сейчас я могу думать о любви?

Перки ощутил, как тяжелое чувство ужаса придавило его.

— Глупости. Ты все равно самая прекрасная женщина на земле, — выдавил он сквозь сжатые зубы.

— Ах, милый Перки… — начала было Ребекка, но Лоррейн засунула ей в рот градусник, заставив ее замолчать.

Перке, на лице которого все еще расплывалась улыбка, оглядел холодным взглядом комичную фигуру. Ему хорошо удавался этот обман. Но его продолжала свербить пренеприятная мысль: если у него не будет рукописи нового романа о мисс Мэй, Джайлс, издатель, не даст ему аванса в сто восемьдесят тысяч за следующую книгу. А может, и того хуже — подаст в суд за невыполнение договора и потребует возместить девяносто, аванс за этот роман. Ох, эти девяносто тысяч, те, что теперь лежат в карманах лондонских букмейкеров, владельцев пабов, хозяев ресторанов и проституток.

Ребекка росла, и не только в буквальном смысле, но и как писатель. «Дейли Мэйл» упоминал о ней как о «величайшей из живущих романисток», а «Стандард» титуловал Ребекку «Британской Принцессой Классического Любовного Романа». Следующая книга должна была стать венцом ее творчества. Перксу нужна была рукопись, продолжение ее предыдущих книг «Йасмин едет в Йовиль», «Пола едет в Портсмут», «Люси едет в Ливерпуль» и «Нора едет в Норич».

— Я просто должна прочесть ваши книги, миссис Наварро. Моя подруга — большая ваша поклонница. Она только что закончила «Йасмин едет в Йовиль», — обратилась Лоррейн к Ребекке, вынимая градусник у нее изо рта.

— Обязательно прочти! Перке, сделай одолжение, не забудь принести книжки сестричке… и, пожалуйста, сестричка, пожалуйста, пожалуйста, зови меня Ребеккой. Я уж все равно буду звать тебя сестричкой, потому что так уж я привыкла, хотя Лоррейн звучит очень мило. Да ты и выглядишь как молодая французская графиня… знаешь, ты в самом деле похожа на портрет леди Каролины Лэм, который я где-то видела. Портрет ей явно льстил, поскольку она никогда не была такой хорошенькой, как ты, дорогуша, но она — моя героиня: удивительно романтичная натура и не боится пожертвовать репутацией ради любви, как все знаменитые женщины в истории. А ты бы пожертвовала репутацией ради любви, дорогая сестричка?