С Жанной встретиться Вадим не захотел. Она несколько раз звонила его помощнику, просила, чтобы тот «соединил, передал, перезвонил», но всё понапрасну. После смерти отца Вадим, казалось, убрал Жанну из своего сознания.
«Ничего, я все равно тебя достану, — мстительно целилась она, глядя из машины на зеркальную дверь особняка, из которой должен появиться Вадим. — Все равно залезу к тебе в душу. Пусть ты хоть трижды будешь хищником! Я сама из такого же теста!».
Она припарковала свой «мерседес» у чугунной ограды, на тротуаре, поближе к черному, сияющему на солнце «хаммеру» Вадима. Расчет был прост. Обслуга Вадима не подпустит Жанну «к шефу» в его конторе. Ну и пусть! Она поймает его здесь, на выходе. Он невольно пойдет мимо ее машины к своему джипу. Надо вовремя засечь его, выскочить из машины и крикнуть: «Вадим Васильевич! У меня письмо вашего отца!» Охранник, в сопровождении которого пойдет Вадим, вряд ли начнет препятствовать. Жанна и в самом деле приготовила давнюю записку Василь Палыча. Записка совсем пустяковая, там пара слов о Романе и Вадиме. Но все же крючочек! А если он ответит: «Оставьте моему помощнику» — и был таков? Нет, этого допустить нельзя. Главное — задержать его внимание, насесть, чтобы не улизнул.
Уже больше часа она играла шпионскую роль. Понимала, что ее расчет глуповат: деловые люди серьезные вопросы на ходу не обсуждают. Но иногда: чем глупее — тем вернее.
Солнце уже сошло с полуденной высоты. На асфальт перед машиной Жанны постепенно приползла тень липы. Это было единственное дерево поблизости, которое еще отвоевывало свои квадратные полметра на краю тротуара. Здесь, в районе улицы Мясницкой, земля золотая, подумала Жанна. Где она теперь в Москве не золотая? Но размышлять по этому поводу было лень. Положив руки и подбородок на руль, Жанна безмысленно наблюдала, как тень липовых листьев замирает на асфальте, будто плотный косяк рыб, выбравшихся на мелководье погреться на солнце. Вдруг — ветер. Тень срывалась с места, исчезали напуганные рыбы. Ветер гас. Снова картина восстанавливалась: косяк грелся на июньском солнце. В игре тени и света на асфальте было что-то усыпительное.
— Послушайте, сударыня, не надо меня преследовать и донимать телефонными звонками! — Вадим Каретников стоял напротив раскрытой дверцы Жанниного «мерседеса».
Она чуть не проспала его. Он объявился сам, опознал ее машину. Проходя мимо, дернул ручку двери.
За спиной Вадима высился плечистый, с каменным, непроницаемым лицом и толстой шеей охранник. Первое, что встрепенуло сознание Жанны — изумление: где он нашел себе в охрану такого амбала? Но посторонняя блажь в мыслях мгновенно улетучилась, Вадим быстро отчеканил:
— Никаких денег я вам не дам, даже если у вас есть письменные гарантии моего отца. Просьба о вашем трудоустройстве тоже вряд ли будет выполнена. У меня нет для вас вакансий.
— Мне для себя ничего не надо. У меня письмо Василь Палыча. Я должна рассказать о Романе. Он же ваш брат! — Она с каждым словом говорила азартнее. Сама себя пихала в бок: «Цепляй его! Бери за жабры! Другого случая не будет».
— Я еду сейчас на аэродром, — проговорил Вадим.
Больше ему не нужно было произносить слов.
— Отдайте мне время в дороге. Обратно я доберусь на такси, — выпалила Жанна.
Вскоре она погрузилась в уютный, мягкий, чистый салон огромного джипа, устроилась возле Вадима на просторном заднем сиденье. Впереди — два крепких затылка — шофера и охранника с квадратными плечами. Ни шума за окном, ни суеты машин, ни скорости, ни даже дороги под колесами этого автобыка не чувствовалось. Словно все машины кругом были маломощны, ниже ростом и расступались при виде оскалившегося передка американского чуда.
В начале дороги Жанна говорила не прерываясь. Она сорила словами, повторялась, кружила вокруг одного и того же. Дескать, Василь Палыч неспроста утверждал, что каждый человек живет по своей философии, что Романом никогда не двигала нажива, что он по любому раскладу не заслужил тюремных нар, что…
— Достаточно. Не надо делать из Романа мученика, из меня — злодея, — наконец отозвался Вадим. — Да, покойный батюшка любил повторять, что каждый живет по своей «философьи». Только одному эту «философью» выбирают, другой сам ее выбирает.
Жанна притихла. Искоса, с некоторым опасением, поглядывала на Вадима. На шее у него вместо галстука повязан черный шнурок с серебряной бляшкой, пиджак тоже наособинку — как китель с расстегнутым воротом; возможно, от каких-нибудь версачей или русских зайцевых. На правой руке, на мизинце, поблескивал перстень из платины. Обручального кольца не носил — хотя женат. В невестах жена работала в кондитерской, обыкновенной продавщицей. Теперь домохозяйка, воспитывает двух дочек. В Англии. Вадим, говорят, до сих пор обожает пирожные. Пьет только виски. Занимается экстремальным спортом. В школе учился на «тройки», но уже тогда брезговал ездить в метро… Непростую наследственность передал Барин. Сам был оригинал и подлец и сыновей наплодил с наворотами.
Читать дальше