Наталья Арбузова - Поскрёбыши

Аля смотрит на песчаную дорогу, по которой уходит ее любовь. Сейчас скроется из глаз. Этот человек никого не подпускает на расстоянье ружейного выстрела. Дорога взбирается на плоский холм и пропадает за ним. Впереди качаются кусты. Живые, отчаянно сопротивляющиеся ветру.

Арапов не спит. Выбрал свою месячную норму снотворного и не позволяет себе больше. Ведет строжайшую бухгалтерию. У него пунктик. Нежданно-негаданно в пять утра уснул – подарок Морфея. Ему снится вечно повторяющийся сон №1. Пылит полого идущая вверх дорога, скрипит песок на зубах. Вывернут ветром куст с серебристой изнанкой листьев. И такое чувство: если бы понял, где встречал такой пейзаж, стал бы наконец счастлив.

Аля вдвоем со своим другом в Крыму. Не с тем, недостижимым и непостижимым, а уж с кем пришлось. С рассеянно терпящим ее веселым человеком. Жизнь с ним похожа на парк с красными дорожками. Дом какой-то растянутый, стоит низко, почти без фундамента. Выходов два или три – Аля в то крыло не суется. Там палисадник с изгородью и высокими мальвами. Ихняя стеклянная дверь выходит прямо на улицу, затянута тюлем на кнопках. Другие, ведущие вглубь дома, иногда забиты гвоздями, а то и просто заложены засовом с той стороны. Ощущенье незнанья и незащищенности. Сколько там, за стеной, хозяев, сколько жильцов – неизвестно. Но кто-то шебуршит. Аля притаилась. Думает лишь об одном: слышно ли кому-нибудь ее куцее счастье, альтернатива полному одиночеству. Счастье, счастье, счастье – не считай мне в тексте этих слов, Маринка.

Со снотворным Арапов проваливается в небытиё – смерть атеиста. Без него забывается сном безгрешных духов. Только бы сложный мозг отключился. Будто лебяжий пух кто смёл легким перышком ему в подушку. С весеннего лужка, с мягко колющейся травки. Весь день потом в голове движутся изменчивые конструкции из лучей и солнечных зайчиков. Словно тебе сигналят: принимай длинное сообщенье о природе мирозданья, неслыханное, нигде не писанное.

Тише, Арапов уснул. Рано, в девять не смейтесь. Телефон его вряд ли разбудит – неделями молчит. И тут ему приснился постоянный сон №2. Он в доме, словно раздавленном. Распластанном прямо на песчанике. Прислонившемся к спиной к обрывам известняка. С террасой на плоской крыше, прижатой перилами к каменистым выступам. Кажется, дом сейчас распадется пополам, лишь плющ скрепляет его. Дверь отворяется наружу, скребя по земле. Стекло в ней завешено марлей. Вот что странно – Арапов был не во всех комнатах. Сколько их - Бог ведает. Запрещено, заказано входить. Как в замке Синей Бороды. Или можно, только ценой жизни? и то не наверняка? Он не знает глубин дома, как не постиг устройства мира. Смотрит с улицы на протяженный фасад приплюснутого зданья. Захлебывается сладостью узнаванья, потом горечью ускользанья. Нужно кровь из носу удержать эту картину в глазах, пока не привяжешь ее к конкретному месту. Это как с тем кустом. Лишь он появится – жди тоски. Куда так неспешно подымается дорога? Как по ней прошли что три ангела, за собой вели душу грешную. Ты почто, почто, душа грешная, мимо рая прошла, что ж ты в рай не вошла? Как у нас-то в раю древеса растут, на ветвях поют птицы райские. Как у нас-то в раю жить-то весело, как у нас-то в раю жить-то некому. Такое смешанное чувство утраты и обретенья на этом пригорке, где песок забивается в ботинки. Такая надежда в голосе птицы, прячущейся в белёсых кустах. Такое обещанье в небе, блёклом, как глаза старого крестьянина. А что ждет его, Арапова, в постоянно напоминающем о себе доме с просевшей крышей? Отчего нельзя войти в его дальние покои? Опять фрейдистский сон?

У Али вроде ладится, тьфу-тьфу. С кем-то еще третьим, дай Бог не сбиться со счету. Живут в низинке у реки, на отлете от деревни. Изба поставлена неразумно. Край наш весною вода понимает. Иногда Аля ездит в Москву. Возвращаясь, долго идет пешком. Далеко видит с округлого, высоко лежащего поля. Качаются желтые лепешки полевой рябинки. Ветер крепко шерстит сухие будылья. Уже завиднелась давно не крашенная крыша. Хорошо бы еще знать, что Алю ждет через полчаса под нею.

У Арапова ночь без снотворного. Какая но-очь! Сегодня ему показывают перманентный сон №3. Видит с горки дырявую железную крышу уединенного дома на берегу. Дерево доверчиво легло на нее и, похоже, не собирается расти дальше. Надо вспомнить, когда видел это. Сразу всё переменится, не только в жизни Арапова – в мире. Он силится, тужится, срывается с мысли и просыпается. Половина четвертого. Таблеток ни-ни. Немного поспал – и за щеку. В этих вещах Арапов строг. А вообще-то он не педант, отнюдь. Не катите на него бочку.