Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

Застонала поэтесса и отвернула лицо прочь. Тамима отдернула назад голову, и от этого резкого движения вылетело наружу ожерелье из цветных ярких бусин. Дервиш рассмеялся скверно и угрожающе потряс своей палкой с примотанной к ней змеей. Женщины бросились врассыпную, а несколько негритянок завопили сдавленными криками о помощи. Ему захотелось еще поиграть в свою скверную шутку, и он бросился за ними со своей золотой змеей, а те разбежались, кто куда. Бурдюк свалился у поэтессы с плеча, она в страхе оставила его под ногами дервиша, а сама бросилась под защиту к Тамиме. Муса остановился и разразился громким хохотом надолго — так что лисам слетел у него под подбородок. Гордая Тамима укоризненно погрозила ему указательным пальцем, а одна стройная негритянка невнятно пробормотала непристойное ругательство. В то время как поэтесса громко вслух прочитала заклинание от нечистого.

Он заторопился к становищу.

Тафават встретила его у входа в палатку. Свое черное покрывало она основательно закрепила вокруг шеи и стояла, улыбаясь. Глаза ее полнились радостью, она пригласила его испить с ней стаканчик вечернего чаю. Ликование сияло в ее огромных глазах. Это была непростая радость, в ней светилось что-то еще, загадочное.

Мир пылает, а ты в огне передвигаешься, — сказала она. — Входи. В тени нынче как в раю.

— Ха-ха! Я подарочек принес.

Он начал разматывать свою веревку, освобождая змею от посоха. Выражение радости исчезло из глаз молодой женщины. Взгляд потемнел. Щеки напряглись, побледнели. Она увидела блуждающего сатану в золотой змее с двумя отвратительными головами, и ее увядшие губы задвигались, бормоча старинное заклинание. Это был самый первый амулет, самый первый урок, который получает ребенок от матери, когда начинает, несмышленый, учиться речи и жизни и слышит, что явился в Сахару в гости к духам, и ему полагается уважать их традиции и не притрагиваться к их собственности до той поры, пока сам не уйдет в небытие. Золото — их излюбленный металл. Владеть им — значит покуситься на их права и нарушить непреложный неписаный договор между сахарцами и жителями потустороннего мира.

Девушка упала на колени и погрузила обе руки в раскаленный песок. Вытащила их наружу, принялась ласково баюкать землю обеими ладонями, не переставая бормотать свое заклинание, направленное к силам небесным. Внутри палатки подал голос ребенок, дервиш услышал звуки убаюкивающей его песни — тихо напевала какая-то женщина. Он протянул браслет вперед, и Тафават приняла его обеими руками. Он сверкал в солнечных лучах — в благоговейном молчании она опустилась на землю и положила его перед собой. Дервиш наклонился, и капелька слюны упала на гравий — раскаленная и жаждущая земля проглотила бы ее, если бы та не испарилась мгновенно. Он наблюдал, как хозяйка приняла в дар этот скрытый символ мрака, как сразу постарело ее лицо, и его прорезали морщины.

Тафават превратилась в старую утомленную женщину. Такое преображение потрясло его, он упал на колени рядом. Сияние золотого металла в змее переливалось с огоньками кремнистого песка в нещадных лучах солнца.

— Не думал я, — произнес Муса, — что подарок греховным окажется. Принцесса сказала, будто Аллах сотворил золото, чтобы мужчины его женщинам дарили.

Ребенок в палатке заплакал, женщина стала укачивать его, припевая новую песню.

— Это все — в Аире, — сказала девушка. — Местные мужчины тамошним женщинам его дарят. Не успеет там парень вырасти, как обучается уже в походы ходить на племена в джунглях, чтобы с ихним золотом вернуться. Потому что у них женщины такие — не любят мужчин, которые не в силах из боевых походов золота с собой привезти…

— Она же поклялась мне, что золото любой женщине приглянется, по душе будет!

— … Мучаются, переживают, убивают, — продолжала Тафават смиренно, — чтоб вернуться домой с этим зловещим металлом, омытым кровью.

— Ну да, они поступают так, чтобы женщинам приглянуться. В этом вся причина.

— … А с севера караваны идут, с дальних окраин Сахары, и в паломничество к Томбукту обращаются, чтобы все грузы свои там на золото обменять. Весь мир в Томбукту стремится. Словно это Вау обетованный. Долю свою золотой пыли урвать. Кто-то из таких к себе на родину здоровым и невредимым возвращается, а многие, очень многие гибнут на полпути.

— Чтоб порадовать своих жен да возлюбленных. В женщине — корень всего.

— Нет, наше племя все-таки верно древнему обету. Надо, чтобы ты заклад этот его хозяевам вернул.