Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 05

В национальном самосознании православного почвенного человека главным компонентом является чувство исторической преемственности, острое переживание принадлежности не только и не столько к конкретному этапу или режиму в жизни своего народа, но ко всей многовековой истории и его будущему за пределами собственного жизненного пути. В этом — преодоление гордыни, а значит смертности, конкретности личного бытия, когда индивидуальное восприятие истории выходит за рамки одной жизни, проявляя в национальном сознании бессмертную природу души.

Именно поэтому православные русские люди инстинктивно пишут Отечество с большой буквы, что вызывает презрительный смешок у либералов. Для верующего — Отечество — это Дар Божий, врученный для непрерывного национально-исторического делания с его взлетами и неизбежными падениями, которые не отчуждают от Родины даже человека, разочарованного в сегодняшнем положении государства. Такой человек никогда не сможет презирать свою страну и глумиться над собственной историей.

Пока еще многие, слава Богу, произносят слово «Отечество» с трепетом, хотя немногим понятно, из каких глубин оно идет: «…преклоняю колена мои пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа, от которого именуется всякое отечество на небесах и на земле» (Еф. 3, 14–15). Переживание Отечества — есть производное от почитания Отца небесного.

В переводах на европейские языки «отечество» звучит как land — земля. Однако и русские князья задолго до того, как сложилось единое общерусское государство, клялись не своим княжьим престолом, а землей русской!

В таком переживании Отечество — это метафизическое понятие, а не обожествляемое конкретное государство с его институтами, несовершенствами и грехами. Но именно с ними «эту варварскую страну» или «проклятый капиталистический режим» отождествляют и либеральные, и ультракрасные «граждане мира» — ведь у либералов «где хорошо, там и отечество», а у «пролетариев» и вовсе «нет отечества», кроме социализма.

В ходе Великой Отечественной войны проявилось, что «унесенные ветром» либералы, в свое время приветствовавшие разрушение христианской империи и революцию — февральскую, меньше любили Россию, чем ненавидели «большевиков и Советы». В то же время почвенники, например А. Деникин, воевавший против большевиков, С. Рахманинов и тысячи других, никогда не симпатизировавших революционным идеям, желали победы Красной Армии.

Когда к Деникину обратились неофициальные эмиссары от власовцев с предложением стать генералом их армии, он воскликнул: «Если бы я мог стать генералом Красной Армии, я бы показал немцам!» Рахманинов до изнеможения давал концерты и пересылал деньги Сталину, после чего его произведения, ранее запрещенные, стали исполняться в СССР.

Сохранение любимого Отечества для великого музыканта было выше желания увидеть при жизни крах ненавистного «режима». Любовь оказалась сильнее ненависти, как и требует христианская заповедь… Они не отождествляли Россию с «большевицкой властью». А власовцы, похоже, считали, что лучше никакой России, чем Россия большевистская.

Протоиерей Александр Киселев в апологетической книге «Облик генерала А. А. Власова» поражает отсутствием какой-либо убедительной аргументации оправдания предательства. Похоже, священник не различает государство — политический институт, всегда греховный и несовершенный, и Отечество.

Сам Власов обосновывал свою измену «разочарованием» в большевистской власти, которая «не оправдала те чаяния, которые с ней связывали…». На это с благоговением ссылается Е. Вагин в глумливой статье о пятидесятилетии Победы в мюнхенском журнале «Вече» (№ 55, 1995).

Оба автора, похоже, не осознают, что даже и с позиций «белого» патриотизма А. Власов развенчивает сам себя. Как белый патриот мог иметь «чаяния» в идеях революции?

Столь же абсурдны, сколь морально удручающи рассуждения о лучшем исходе для русских в случае завоевания нашей страны фашистской Германией. Гитлер имел «План Ост» — сокращение европейского населения СССР, то есть русских, белорусов и украинцев — общерусской нации — на 40 %, насильственное перемещение рабской рабочей силы.

Смешны и рассуждения теоретиков Народно-трудового союза о временности союза с Гитлером, о том, будто жалкая армия Власова готовилась впоследствии воевать уже против рейха и его колоссальной военной машины. Чтобы сломить этакую силищу, потребовались десятки миллионов жизней и четыре года невиданного духовного и предельного физического напряжения всей России.