Чарльз Сноу - Коридоры власти

Роджер развалился на скамье, разложил на коленях бумаги, стал читать, будто очень важная персона в купе скорого поезда. Со скамей, принадлежащих оппозиции, послышалось нечто остроумное, раздался смех. Роджер отреагировал рассеянной — впрочем, добродушной — улыбкой.

Началась очередная речь. Роджер оторвался от своих бумаг, обратил взор к ложе и, заметив меня, жестом предложил выйти. Поднялся, шепнул что-то министру-коллеге и зашагал к дверям.

В центральном холле толпились посетители. Одни собирались группками, говорили громко, другие стояли поодиночке, ждали терпеливо и покорно. Точь-в-точь Центральный вокзал зимним вечером. Роджер приблизился.

— Мне сказали, Леверетт был на высоте.

— Он однозначно справился лучше, чем справились бы вы.

Роджер втянул нижнюю губу, хмыкнул, хотел заговорить, но тут тенью мелькнула Эллен. Наверно, она была на зрительской галерее. Мне досталась секундная улыбка шапочного знакомства. Роджеру — полное впечатление, что его в первый раз видят. Сам он также ничем себя не выдал. Эллен прошла к выходу.

— Она отсюда прямо домой поедет, — сказал Роджер. — Мы с вами выждем несколько минут. Лучше будет, если явимся к ней вместе.

В сочетании с туманом уличные фонари и фары такси вызывали импрессионистические ассоциации.

— Лучше, — шепнул Роджер, — вы таксисту адрес назовите.

Хлопнула дверь лифта. Прозвенел дверной звонок.

К моему появлению Эллен была готова, к появлению Роджера — нет. Задохнулась от радости, закрыла дверь, очутилась в его объятиях. Так обнимаются люди, достаточно друг друга изучившие, умеющие доставить друг другу наслаждение — и нечасто оказывающиеся наедине. Пожалуй, для Эллен объятие это означало нечто большее. Они всегда встречались у нее, в этой вот комнатке, необходимость соблюдать конспирацию давила на психику — так клаустрофоб чувствует себя в чулане. Теперь Эллен представился случай похвалиться своей любовью. Роджер и Эллен, пожалуй, с радостью отправились бы прямиком в постель; мое присутствие расстроило эти планы, зато принесло удовлетворение иного рода.

Наконец Эллен с Роджером уселись на диван, я — в кресло.

— Совсем не дурно, правда? — сверкнула глазами Эллен. Она имела в виду сегодняшнее выступление в палате общин, но по тону ее, совершенно счастливому, можно было решить, что спрашивает она о другом. Роджер тоже сиял. Столь же двусмысленно он ответил «Еще бы» и перешел к делу.

— Кажется, все перекрестились.

— Наверняка, — подтвердил я.

Эллен хотела знать, точно ли теперь ничего плохого не случится или парламентский запрос еще не закрыт. Все не так просто, сказал я; волноваться не о чем, но, пожалуй, лишь до тех пор, пока не будет иметь место более крупное событие. Эллен нахмурилась. Большая умница, она не разбиралась в политике — наши коридоры были для нее слишком темны.

— Все равно, — подытожила она, — Броджински нам теперь не страшен. А это уже кое-что.

Нет, возразили мы с Роджером, насчет Броджински рано успокаиваться. Он ведь параноик, таких нельзя недооценивать. Я намеренно повторил данную Роджером характеристику Броджински: дескать, что теперь скажете о пользе паранойи в малых дозах? Нередко, продолжал я, параноики берут верх над адекватными людьми. Опасаться их только дальновидно. Взывать к их разуму — бессмысленно. Они берут, тянут, высасывают — и ничего не дают взамен. Единственный действенный способ обращения с ними — бить в зубы. Раз у человека мания преследования, пусть воображаемый преследователь предстанет во плоти.

Я, разумеется, утрировал, и, разумеется, намеренно — надо было обнадежить Эллен, каламбур пришел на ум как нельзя кстати. Зато Эллен ни в малейшей степени не утрировала, когда воскликнула:

— Хочу его уничтожить. Хочу, чтоб Господь дал мне возможность уничтожить его.

Броджински нанес Роджеру моральный ущерб — во всяком случае, пытался нанести. Этого было достаточно.

— А что, если настроить против него ваших ученых? — почти хищно спросила Эллен.

— Они и так Броджински не жалуют, — ответил я.

— А толку ни на грош.

— Не волнуйся из-за Броджински, — сказал Роджер. — От него, конечно, головной боли хватает, но не лучше ли посмотреть на проблему с другой стороны? Броджински, пожалуй, этим своим заявлением сам своей карьере приговор подписал. Неудачная была мысль из Штатов тявкать. Да, наверно, у нас там появились враги — но они бы так и так появились. Что касается Британии, Броджински здесь больше не доверяют и ставок на него не делают — даже те, кто прежде и доверял, и делал.