Роже Гренье - Зеркало вод

— А помнишь ты, знаток Мелвилла, — спросила она актера, — пассажира из его путевых дневников, который прыгает в Атлантический океан? Матросы бросают ему канаты, но он даже не пытается за них ухватиться. Он глядит на них с отрешенным видом, пока не скрывается под водой.

— Ты забыла сказать, что это был сумасшедший, — ответил актер.

В разговор вмешался Аргентинец:

— Сказать «сумасшедший» легче всего. Просто он решил покончить с собой, вот и все. А потому его и не интересовали ни люди — на корабле, ни канаты. Он был уже далек от них. Если он прыгнул в море, то вовсе не с целью обратить на себя внимание, как большинство тех, кто пытается покончить самоубийством.

Распрямившись во весь рост, Аргентинец размахивал руками, перегибался через поручни и, едва не падая в воду, делал вид, будто собирается прыгнуть в море. Он дрожал от ветра, словно был тряпочный или из папье-маше.

— Перестань дурачиться! — закричал актер.

— Иди и сядь, умоляю тебя! — в свою очередь останавливала его Жюдит.

— Представляете себе, — вопил Аргентинец, — человеческое существо, человек, один-одинешенек среди тысяч и тысяч миль воды, и эти волны — поглядите-ка на эти волны, — они бьют его, захлестывают… Случалось вам видеть что-нибудь подобное?

Закончив тираду, он наконец выпрямился и вернулся к остальным.

— Ты напугал меня, — сказала Жюдит.

— Я просто баловался. История, рассказанная Ирен, показалась мне такой странной… Человеку бросают канат, а он предпочитает пойти ко дну. Обычно утопающий зовет на помощь и нет никого рядом, чтобы бросить ему веревку. А к тому же в твоей истории этот тип веселится, в то время как чаще всего забавляются те, кто смотрит на тонущего человека. — Он говорил и, казалось, сам впадал в отчаяние от собственных слов. — Можно подумать, будто видеть, как человек идет ко дну, — самое большое развлечение. Иным оно просто необходимо для хорошего самочувствия, — добавил он.

Наблюдая за Жюдит, Ирен видела, что та готова разрыдаться.

Оба они — Жюдит и Аргентинец — становились весьма обременительной для общества парой. Их все чаще и чаще встречали в каком-нибудь укромном уголке, обнявшихся, казалось, со страстью отчаяния.

— Он так несчастен! — говорила молодая женщина, возвращаясь к подругам. — Он сказал, что до встречи со мной его ни на минуту не покидала мысль о смерти. Я спасу его!

— Опять ты связалась с чокнутым, — упрекала ее Моника. — Что это тебе даст? Новые удары? Скоро ты обнаружишь, что он невыносим, склонен к самоубийству, пьяница и еще бог знает что. Ты сломаешься, и нам придется собирать тебя по кусочкам.

— Но я люблю его, — возражала Жюдит, — и он меня любит.

— Когда ты разыгрываешь героиню трагедии, ты пугаешь меня. Я чувствую себя гораздо спокойнее, когда ты изображаешь клоуна. Прежде всего кто он по профессии, этот твой полуаргентинец?

— Профессия? Кажется, его мать из аристократического рода. Вы удивитесь, когда узнаете, что он вовсе не интеллектуал, но он человек серьезный. Он торгует винами. Вы бы сами ни за что не догадались!

— А Крике? — спросила Ирен. — На этот раз ты окончательно решила его бросить?

Жюдит пожала плечами.

— Он принес мне столько страданий. А мой Аргентинец добрый.

— Но ненормальный.

Ирен не могла избавиться от мысли, что роман Жюдит разворачивается на виду у всех, и корабль — не самое подходящее для этого место. Здесь негде уединиться. «Сан-Хосе» не так просторен, чтобы можно было найти укромный уголок, а запереться в каюте почти невозможно. Пришлось бы посвятить в тайну слишком многих. Она и сама сталкивалась с подобной проблемой. На этом маленьком судне любовь должна была либо оставаться платонической, либо стать извращенной.

С наступлением вечера Ирен испытывала почти болезненную потребность остаться наедине с актером. Она увлекала его на палубу, подальше от посторонних глаз. Сидя на скамейке или стоя у борта, опершись на поручни, они смотрели, как оранжевое солнце стремительно опускается в океан. Проходило еще несколько минут, и наступала темнота.

— У меня на родине, — сказала Ирен, — темнота надвигается постепенно и никого не пугает. Здесь же она обрушивается, словно беда!

Наконец «Сан-Хосе» прибыл на последний остров. Пристани тут не было, и поэтому судно не могло пришвартоваться. За пассажирами прислали большие лодки. Море в этот день было неспокойное, и, несмотря на помощь моряков, прыгнуть со ступенек корабельного трапа в лодку оказалось совсем непросто. С помощью лебедки в лодку перенесли корову. До этого никто и не подозревал, что на «Сан-Хосе» находится корова. Ремни подхватили ее под живот, и она беспомощно дрыгала в воздухе ногами, пока ее не опустили в лодку. Она закончит тут свои дни, а до той поры будет щипать лишайники этого мрачного острова, затерянного на краю света.