Эмэ Бээкман - Возможность выбора

Регина не знала, что еще сказать или о чем промолчать. Она не смела стискивать зубы. Настроение было подавленное, голова гудела от пустоты. Надо было элегантно выходить из игры. Из игры? Да, их отношения с Тийтом иначе и не назовешь. Она должна была что-то говорить, нужно было заслониться словами. Тийт за эти несколько мгновений обезоружил ее, оставалась единственная возможность: притвориться равнодушной. Пусть у Тийта останется впечатление, что она лишь терпела его общество. И не более.

— Если так, то тебе самое время заняться педагогикой. Чтобы из инфантильного существа (Регине хотелось сказать — чудовища) воспитать верную и послушную жену. Ради идиллии стоит поднапрячься, однако нельзя перегибать палку. Подавляемые люди способны горячо ненавидеть. Но ты ведь добиваешься горячей любви!

Ирония Регины испортила Тийту настроение.

— Да не читай ты мне нотаций! — огрызнулся он.

— Я просто хотела поделиться с тобой опытом, может, пригодится в новой жизни.

— Извини, я решил, что ты смеешься надо мной, — совершенно серьезно проговорил смутившийся Тийт.

«Успел уже обрасти заботами и шуток не понимает», — подумала Регина. Она пыталась внушить себе, что Тийт — существо жалкое. Бесхребетный холостяк, которому силком навязали жену. Один из типов современных мужчин.

И все-таки было грустно, Регина вдруг ощутила страшную усталость. Уже не хотелось и губами шевелить. Разумеется, она могла бы предостеречь Тийта, но в такую минуту неуместно заводить речь о подводных рифах его будущей семейной жизни. Не хотелось унижать себя мелочностью. Тогда бы и впрямь можно было сказать про нее: окаменелость.

Долой предрассудки! Это был девиз Регины. Пусть Тийт будет счастлив со своей мурлыкающей кошечкой, пусть сам печется о том, чтобы остаться неоцарапанным.

Регина допила и со стуком поставила на стол бокал. Тийт последовал ее примеру. Они встали одновременно.

Почему-то Тийт заколебался, идти ли ему первым или пропустить Регину вперед. Они стали рядышком пробираться сквозь толпу к выходу.

Посетители горланили и сновали по бару. То и дело кто-нибудь вскакивал с места и, спеша к кому-то, забавно вытягивал руку, будто отстраняя от себя плавающий на поверхности моря мусор. Да и как еще было людям в битком набитом помещении проявлять свою приподнятость, удаль?

Пробираясь рядом с Тийтом к выходу, Регина, несмотря на полумрак, успела кое-что заметить. Будто молнии вспыхивали временами, выхватывая на мгновение оцепеневшие глаза и рты, плечи и локти. На пути Регины оказался какой-то мужчина, руки его были раскинуты, он как будто стоял на одной ноге на кочке и вот-вот должен был потерять равновесие; Регина остановилась, чтобы подождать, когда тот упадет. Тийт не придал значения возникшему препятствию, подтолкнул Регину и вынудил ее прошмыгнуть под мышкой незнакомца. Когда они шли по полутемному коридору, только что выхваченные картины снова возникли перед глазами Регины: мышиные зубки какой-то блондинки, вытянутые дудочкой губы, обрамленные окладистой бородой пижона, серебряная цепочка в вырезе голубой рубашки, темный пиджак с вышитым на нагрудном кармане гербом, где-то поодаль подсвеченные зеленым светом бутылки, которые, отражаясь в зеркале, разом множились, будто под микроскопом делились амебы.

Швейцар открыл застекленную дверь и отпихнул наседавших людей. На всякий случай он приподнял левую ногу и согнул ее в колене, словно опасаясь, что какой-нибудь шустряк, как челнок, прошмыгнет в вестибюль. Стеклянная дверь за спиной Регины защелкнулась, в толпившейся на ступеньках людской массе послышались ругательства, но большинство оставались безучастно понурыми. Какой-то пожилой джентльмен — пальто нараспашку, шарф вразлет — пытался пробиться через стаю молодежи, чтобы подобраться к двери. Он бормотал что-то себе под нос, это звучало монотонно, напоминая народную песню. Чуть в сторонке, на самом краю тротуара, стояла беременная девица, пуговицы на ее кофте готовы были вот-вот отлететь. Рубчатый воротник джемпера доходил до подбородка; засунув руки в карманы, она переминалась с ноги на ногу, будто укачивала своего еще не родившегося ребенка.

Регина на мгновение забыла о Тийте. Лицо ее зарделось. Вдруг ей стало ужасно неловко оттого, что она учительница.

Тийт, видимо, что-то сказал Регине, она пропустила его слова мимо ушей. Регина попятилась, подняла правую руку и помахала — этого было достаточно для прощания. Могла же Регина представить себе, будто Тийт вскакивает на подножку тронувшегося поезда и во все убыстряющемся темпе удаляется от нее. Вокзальные расставания вообще самые приятные, воля человека уже никакой роли не играет, все подчиняется расписанию и стрелкам часов. Никаких альтернатив. Не надо бесконечно терзать себя улыбкой, навязанной чувством долга.