— Что правда, то правда. Выглядишь ты великолепно. Тебе можно дать на десять-пятнадцать лет меньше.
Марсиаль нашел наконец газету и устроился на диване. Несколько минут длилось молчание, потом мадам Сарла, не отрываясь от вязания, спросила:
— Ну, а как поживает твой друг Феликс?
— Очень хорошо.
— Он все такой же дуролом? — осведомилась она своим невозмутимым тоном.
В лексиконе мадам Сарла это слово занимало особое место. Застрявшее в провинции словечко, бывшее в ходу в Великом — XVII — веке, оно обычно употреблялось и в мужском и в женском роде и имело примерно тот же смысл, что «дурак» у Мольера, но с большей гаммой оттенков. В зависимости от контекста и интонации оно могло обозначать в худшем случае — клинический идиотизм, а в лучшем — просто некоторую наивность. Между этими двумя полюсами оно охватывало весь диапазон умственной отсталости или слабости. К этому удивительно емкому слову, содержащему окончательный, неумолимый приговор, мадам Сарла частенько прибегала.
— Ну и язычок у тебя! — сказал Марсиаль. — Феликс — славный малый! И уж вовсе не дурак.
— Согласись, что блеска ему все же не хватает.
— А на что мне блестящий друг?
— Я хочу лишь обратить твое внимание на то, что ты неразборчив в выборе друзей. Тут ты начисто лишен честолюбия.
— Верно, лишен.
— Добрый малый, который только добрый малый и все, может оказаться балластом.
— Я просто поражен, тетя! Как мало в тебе милосердия!
— При чем тут милосердие?
— Ты считаешь, что надо гнать от себя всех добрых малых, если они не обладают блестящим умом. Это немило…
— Я вовсе не то сказала. Не искажай моих слов. Я сказала, что лучше иметь другом человека хорошего, достойного уважения и по возможности с головой.
— Феликс достоин уважения.
Мадам Сарла подняла глаза от вязания.
— Да? Ты так считаешь? Женатый человек, который вот уже десять или пятнадцать лет ходит к гадалке? Это, по-твоему, заслуживает уважения?
— А-а, значит, Дельфина тебе рассказала…
— Конечно. Полагаю, это не секрет?
— Вам, женщинам, никогда ничего нельзя говорить. Вы все используете как оружие против нас.
— Кроме Феликса, который, я повторяю и на этом настаиваю, просто дуролом, у тебя нет друзей.
— Что ты выдумываешь! У меня полным-полно друзей.
— Назови хоть одного, — сказала мадам Сарла инквизиторским тоном.
— Да у меня полно друзей, на работе и… В общем, полно.
— На работе не друзья, а коллеги. Назови мне хоть одного своего друга.
— Какая разница, как их зовут, все равно ты их не знаешь.
— Короче говоря, тебе некого назвать.
Марсиаль охотно продолжил бы этот спор, который его даже несколько распалил, тем более что споры с мадам Сарла — так уж издавна сложилось — велись всегда без всякого снисхождения к кому-либо или к чему-либо, до победы, причем далеко не окончательной. Но тут в гостиной появился молодой человек. Вошедший был новым и менее роскошным изданием Марсиаля. На нем был бежевый вельветовый костюм в широкий рубчик и серый свитер с высоким воротом.
— Добрый вечер, — сказал Марсиаль. — Матч был грандиозный. Жаль, что ты не пошел.
— Я глядел по телеку. Минут пять, — отозвался молодой человек.
— Всего пять? Что же ты видел?
Молодой человек неопределенно махнул рукой.
— Ты же знаешь, я и регби… Если не ошибаюсь, была какая-то свалка.
— Как грустно! — сказал Марсиаль, обращаясь к мадам Сарла. — Как грустно, что мне не удалось привить любовь к спорту хотя бы одному из членов моей семьи… Я здесь одинок… Одинок… Ты разве не обедаешь дома? — спросил он сына.
— Нет, почему же, обедаю.
— Но ты не переоделся…
— А разве в честь дяди Юбера надо переодеваться?
— Нет, но я хочу сказать… Ты мне и так нравишься… Но ты же знаешь дядю Юбера.
Не поднимая головы и не прекращая шевелить спицами, мадам Сарла кинула на внучатого племянника косой взгляд, один из тех взглядов, которые не выхватывают из пространства интересующий объект, а лишь скользят в том секторе, где он должен быть расположен.
— Он что, одет как битник? — пробормотала она.
— Нет, все нормально, только без галстука.
— Терпеть не могу одеваться! — сказал молодой человек.
— А ведь есть такие юноши, — мечтательно произнесла мадам Сарла, — которые любят надеть к обеду хороший костюм. Это те, у кого он единственный и которым пришлось работать, чтобы его купить.
Марсиаль бросил восхищенный взгляд на тетку, но от комментариев воздержался. По многим причинам ему не хотелось поднимать сейчас этот вопрос.
Читать дальше