Жан-Луи Кюртис - Мыслящий тростник

— Послушай, вот что я предлагаю: я уеду на две-три недели. У одной из дам — членов нашей секты в глухом уголке в Турени есть поместье, она предоставила его в распоряжение того… кого ты называешь шарлатаном. Все верующие туда приглашены. Скажу тебе откровенно, мне бы очень хотелось поехать. Мне это просто необходимо. Я так устала… Собраться решено на Пасху. Я думаю уехать в субботу утром. Если ты, конечно, не против.

— Договорились. Уедешь в субботу утром.

— Только вот как я тебя оставлю на праздники…

— Неважно. Как-нибудь устроюсь.

— Может, повидаешься с Юбером? Вы могли бы вместе поехать на уик-энд в Довиль…

— В самом деле. Отличная мысль. Мы с Юбером обожаем друг друга.

— Тогда, может быть, супруги Дюпре?..

— Да, Дюпре наверняка приютят меня, если только они не уехали. Словом, обо мне не беспокойся.

— Если хочешь, я могу остаться…

— Нет-нет! Раз ты считаешь, что так лучше, поезжай, поезжай в свой ашрам. Так это, кажется, называется?

Он снова повернулся к ней в профиль, оперся локтем о стол, уткнулся в ладонь подбородком и уставился в пространство. Она догадывалась, какие чувства его обуревают: растерянность, гнев, унижение, обида, печаль… И она сама не знала, как быть, что сказать при виде такого явного и неисцелимого горя.

— У тебя есть сведения об Иветте? — спросил он сухо, не глядя на нее.

— Да.

— И что же? Где она сейчас?

— Кажется, собиралась на пасхальные каникулы в Нормандию…

— С кем?

— С Реми Вьероном, — ответила Дельфина едва слышно.

— Отлично. Стало быть, домой она возвращаться не намерена?

— Не знаю. И сама она, наверное, тоже не знает. Да и как бы ты ее принял?

— Я не желаю ее больше видеть, — сказал Марсиаль, не повышая голоса.

Воцарилось долгое молчание. Потом Дельфина встала и начала убирать со стола. Глаза ее были полны слез.

Так вышло, что в страстную субботу Марсиаль оказался дома один.

Этого не случалось уже много лет, и, главное, в таких обстоятельствах — его покинули все. Лашомы уехали, Дюпре тоже. Все эти люди при малейшей возможности спешили убраться из Парижа. У каждого было какое-нибудь загородное владение, заново отстроенная ферма где-нибудь в Нормандии, крохотный Трианон имущих классов. А не то они уезжали на три праздничных дня в Довиль (как, например, Лашомы). Не переоценил ли Марсиаль свои силы, полагая, что легко перенесет одиночество в эти три долгих пасхальных дня, три слившихся воедино воскресенья, когда наполовину опустевший Париж отдан во власть весеннему потоку туристов? Марсиаль ни разу в жизни не оставался совсем один. И сначала при мысли об этих трех надвигающихся и ничем не заполненных, днях, об этой пустыне, которую ему предстояло пройти, он почувствовал любопытство, хотя и слегка оробел, как если бы готовился в неизведанному искусу, чреватому разнообразными возможностями, которые могут осуществиться, если у него хватит смелости и ему повезет. Что ж, природа его не обделила. И деньги у него есть. Итак, обедать он будет в лучших ресторанах. Пойдет в кино: кинематограф — одно из немногих мест, куда можно пойти одному. Будет шататься по улицам хоть до утра, но рано или поздно встретит женщину своей мечты и познает безумную страсть, исступление… Если же он ее не встретит (Марсиаль начал сомневаться в том, что его мечта слоняется ночью по улицам в ожидании, что ее кто-нибудь подцепит), что ж, найдутся другие. Пусть эти три дня станут сплошным пиршеством секса.

Марсиаль принял ванну, тщательно привел себя в порядок. Со всех сторон оглядел себя в зеркале, в тысячный раз с сожалением подумав, что природа с царской щедростью одарила его почти совершенным телом, а он холил его мало и от случая к случаю. Он обязан был тщательно поддерживать это совершенство и тогда до конца дней оставался бы прекрасной статуей, какой был в двадцать лет. Тело — наш самый верный союзник… Марсиаль задумчиво оглядел свой пенис. Марсиаль всегда поддерживал с ним самые дружеские отношения, считая его почти что живым существом, только что не вел с ним бесед. «Неужели и ты предашь меня в один прекрасный день?» — меланхолически подумал он. Но нет, врачи на этот счет единодушны: в сексуальной жизни мужчины не происходит ничего похожего на женский климакс. Странно, как подумаешь, что эта функция организма сохраняется, когда все прочее становится жертвой распада. Словно человеческая личность — ничто, а род человеческий — все. Недаром древние обожествляли фаллос, считали, что в нем заложен высший смысл жизни.