Питер Мейл - Еще един год в Провансе

Разные поколения держатся вне кафе по разным причинам. Те, что помоложе, ходят на работу, а после трудятся дома: убирают, разбираются со счетами, нянчатся с детьми и готовят ужин для старшего ребенка — мужа, который спасается от всех этих обязанностей в кафе.

У старших дам две проблемы. Первая — Фанни, которая чрезмерно dragueuse [45] Соблазнительный (фр.). , чересчур дерзка, на их взгляд, и вся грудь у нее наружу. Вторая причина в том, что функцию общественного наблюдательного комитета деревенские дамы куда более успешно осуществляют с небольшой площади у въезда в деревню. Устроившись на стульчиках перед домом своего главнокомандующего, вдовы Пипон, они держат под обстрелом всю деревню, на экране их радара высвечены почта, boulangerie , кафе, автостоянка, mairie , церковь. Дамы не прикидываются, что вышли свежим воздухом подышать, хотя некоторые маскируются прихваченным с собой вязанием. Цель их собрания — наблюдение и анализ жизни деревни.

Самое незначительное отклонение от нормы вызывает немедленную реакцию. Молодая домохозяйка покупает больше хлеба, чем обычно, — следовательно, ожидает гостей. Что за гости, откуда? Закоренелый еретик вдруг заявился в церковь. Должно быть, есть ему в чем покаяться. Что он такое вытворил? Местный агент по недвижимости подкатил на своем мафиозно-черном «лендкрузере» к мэрии, нырнул внутрь с папкой под мышкой. На чей дом он пытается наложить лапы? И — mon Dieu! — туристы! Туристки! Эти девицы носятся по улицам в нижнем белье, скоро совсем голыми начнут разгуливать. Это в Сен-Бонне-ле-Фруа, респектабельном селении! Когда уж совсем ничего не случается, пожилые дамы возвращаются к питейным привычкам завсегдатаев кафе, к амурным делам Жозетт: «Она плохо кончит, вот увидите!» — или старым неподтвержденным, а значит, вполне вероятным толкам.

Этот наблюдательный комитет представляет собой неотъемлемую часть семьи, в которую вы собираетесь вступить, если намереваетесь жить в маленькой любопытной общине, и в этом один из недостатков деревенской жизни. Мы как-то попытались, много лет назад, и результаты поползновения до сих пор свежи в моей памяти. Едва мы въехали, как на пороге появились с инспекцией две пожилые незамужние сестрицы, жившие по соседству. Они сунули носы повсюду и поинтересовались, что сколько стоит. Заметили, как нам повезло, что у нас телефон, один из немногих в деревне. На следующее утро появился их брат, копивший неосуществленные телефонные разговоры в течение трех месяцев, отзвонился и оставил на столике возле телефона пятьдесят сантимов.

Мы мирились с этим и со всем последующим, потому что мы иностранцы, меньше всего нам хотелось кого-то обидеть. В конце концов, мы их выбрали, этих людей, а не они нас.

Деревенская жизнь быстро научила нас, что, выигрывая в общении, теряешь в уединении. В любое время в окне могла возникнуть чья-то физиономия, и за этим следовал стук в дверь. И никуда от этого не денешься. Можешь прятаться, но сбежать некуда. Они знают, что ты дома. Знают, потому что ставни открыты, никто не уходит из дома, не закрыв ставни. Конечно, можно закрыть их и остаться дома, чтобы одурачить соседей, но что за радость сидеть в темноте! Следят за вашими движениями, за вашей почтой. Ваши привычки обсуждаются и анализируются.

Конечно, все это типично не только для Франции. То же самое происходит на Гебридских островах, в Вермонте, под Мюнхеном. Везде новоприбывшие возбуждают любопытство, а в новоселах вы пребываете добрых пять, а то и десять лет. Многим это нравится, но я к ним не отношусь. Я хотел бы следовать по своим делам, не объясняя каждые полсотни шагов, куда и зачем я направляюсь. Мне кажется, что частная жизнь должна оставаться личным делом. И потому деревней, даже моей идеальной деревней Сен-Бонне-ле-Фруа, лучше наслаждаться с некоторого расстояния. Ее всегда приятно посетить. Но жить лучше подальше.

Путешествуя по проселкам Воклюза, нельзя не заметить большого процента автомобилей явно не первой молодости, а если точнее — откровенного четырехколесного металлолома. Проржавевшие кузова, двигатели, задыхающиеся в последней стадии чахотки, отваливающиеся выхлопные трубы — кажется, эти автомобили не младше их хозяев, добрых душ, примирившихся с механическим несовершенством своих четырехколесных друзей. Когда мы впервые прибыли в Прованс, я полагал, что эта верность ржавому железу проистекает из, как бы это тактичнее выразиться, экономности владельцев, должно быть, также из свойственного сельским жителям почтения к технике, нежелания расстаться с механизмом, если он еще не окончательно перестал тарахтеть, если его еще можно заставить функционировать. Затем мы сами купили автомобиль, и я понял истинную причину.