Пауль Низон: Год любви

Среди швейцарских писателей «поколения после Фриша и Дюрренматта» Пауль Низон (р. 1929) — один из самых тонких и чутких мастеров слова, обогативший немецкоязычную литературу произведениями высокого лирического накала и почти обнаженной исповедальности. Своими «крестными отцами» Низон считает писателя Роберта Вальзера и художника Ван Гога. У первого он учился спонтанности, невыдуманности чувств и переживаний, незаданности тем и характеров, у второго — истовости, страстной самоотдаче, работе «на разрыв аорты». Русскому читателю любопытно будет узнать, что среди своих учителей Низон называл также Константина Паустовского и Исаака Бабеля.

В своей книге «Разговоры в тесноте» (1970), составленной из литературно-критических, публицистических и искусствоведческих эссе, Пауль Низон, тогда еще относительно молодой литератор, жаловался, что действительность Швейцарии с трудом поддается эстетическому освоению. Стоит писателю приступить к работе, как реальность начинает «крошиться и рассыпаться в его руках, литература, которая ему мерещится, «современная», «мировая» литература, которую он хотел бы создавать на швейцарском материале, из швейцарских судеб и образов, рождается с большим трудом. Во всяком случае, она получается не столь живой, как хотелось бы, не такой, как в других странах…» А коли так, надо отправляться на поиски иной действительности. Пауль Низон отправляется и после неудачных попыток найти подходящие условия для творчества в Риме, Лондоне, Барселоне и Нью-Йорке оседает в Париже. Похоже, навсегда. По крайней мере, он живет и работает там с начала 70-х гг. и пока не высказывает желания вернуться на родину, демонстрируя парадоксальный пример писателя, плывущего против течения: все мечтают о тихой, благополучной Швейцарии, поскольку она (вспомним Дюрренматта) «не проблема, а удобное место жительства», Низон же поступает наоборот, в Швейцарии ему, видите ли, недостает материала для творчества, «проблем».

Сын эмигранта из Риги, химика-изобретателя, и швейцарки, Низон родился и вырос в Берне, изучал историю искусств, защитил диссертацию о Ван Гоге, стал критиком-искусствоведом, получил престижную работу в редакции газеты «Нойе цюрхер цайтунг». Но социально упорядоченная жизнь была ему не по душе, писателю казалось, что он запутался в силках общественных взаимозависимостей, в том, что Фридрих Дюрренматт называл «лабиринтом» или «тюрьмой». Общество напоминало Низону огромный универмаг, где в каждом отделе стоят одетые в черное «бюрокреатуры». Жизнь там выдается (или продается?) крохотными порциями, и каждая такая порция называется «главным делом», «конечной целью», а взамен требуется смирение, повиновение и муравьиное трудолюбие. Ему казалось, что подлинная жизнь вершится за стенами «универмага», там, где происходит смена, времен года, где все движется и меняется, где с человеком случаются истории. Кто привязан к отчему дому, считает Низон, тот обречен на медленное умирание, ибо «в доме кончаются истории». Спасение в бегстве из дома, пока он не обрушился и не уничтожил то, что зародилось в тебе и готово начаться сызнова. Низон всегда в пути, в бегах, в странствиях, в поисках собственной «истории», которую он никак не может найти. Вероятно, именно поэтому в его книгах и нет «историй» в традиционном понимании — с более или менее строгим сюжетным стержнем, завязкой, кульминацией и неизбежной развязкой в финале. Но писатель и его «лирический герой» не унывают, ибо убеждены: у каждого человека должна быть своя история, история его собственной жизни, неповторимой, невыдуманной, не прикрашенной сочинительством. Ее надо только найти. У Низона нет того, что называют вехами жизни или узловыми моментами биографии. У него есть только вехи поисков жизни. «В моих книгах рассказывается о поисках жизни, о поисках жизненности, качества жизни, — говорит он, — и делается это с такой настойчивостью, будто из мертвого камня можно выбить не только искру, но в какой-то мере и кусок хлеба». С помощью искусства Низон пытается смягчить и облагородить жизнь, понимаемую как прозябание в кромешном мраке лишенного смысла существования, его литературной утопией был и остается «синтез эстетизма и экзистенциализма».

В 1982 году писатель был удостоен Немецкой литературной премии критиков — за умение воссоздавать напряжение «между затворничеством художника и беспредельностью мира, между зашифрованностью слова и чувственной осязаемостью человека и окружающих его предметов».