Анатолий Арамисов - Французская защита

— Ты что? — прошептала Рита.

— Я тебя люблю… — от этих собственных слов меня пронзил озноб.

— Так быстро? — с некоторой иронией произнесла она. — Ты же меня совсем не знаешь…

— Почему? — глуповато ответил я. — Знаю…

— Я не такая, какой ты меня нарисовал в своем воображении, — ее глаза были расширены и отдельные слова быстрого шепота летели мимо меня, не задерживаясь в сознании, которое болью кричало внутри: «Она безразлична ко мне! Она нисколько не влюблена!»

— Ты такая! Ты самая лучшая в мире… ты самая нежная… самая родная и милая… ты самая красивая… — с каждой паузой между словами я целовал ее мягкие губы и чувствовал, как они отвечают взаимностью…

Ее губы… такие желанные в моих ночных мечтаниях, и рука моя обнимала тонкую талию Риты, все сильнее прижимая к себе. Дыхание девушки участилось и я снова, как когда-то в автобусе, ощутил бугорки ее груди.

— Не надо… сейчас они вернутся в комнату, я не хочу, чтобы сестра видела, — тихо проговорила Рита, убирая мою руку и отстраняясь.

— Тогда еще потанцуем? Мне так нравится это делать с тобой, — ничуть не обидевшись, проговорил я весело.

— Хорошо, — согласилась она, и мы снова медленно задвигались в такт популярной в те годы итальянской мелодии.

…Домой, в общежитие я вернулся вне себя от счастья.

Я поцеловал ее! Риту!

К ней со всех сторон «подбивали клинья» симпатичные парни нашего института. Она тоже отвечала мне поцелуями… Ее губы… Ах, какие сладкие! А фигура, красивая и мягкая — мое воображение уже рисовало возбуждающие картинки предстоящих свиданий наедине с нею.

Игореха, сосед по комнате, спросонья поднял свою голову и пробурчал:

— Что это с тобой сегодня? Какой-то ты нервный и шумный.

— Так, настроение очень хорошее! — отозвался я, в сотый раз ворочаясь с боку на бок на пружинящем матрасе железной кровати.

— А… — протянул друг, — понятно.

Через несколько дней Рита опять уехала. Я с нетерпением ждал ее возвращения в Москву. Но турнирные гастроли затягивались, и лишь полтора месяца спустя она вернулась в институт. За день до этого меня остановил в перерыве мевду лекциями Вовка Глузман со старшего курса и, дружески хлопнув по плечу, выпалил:

— Ты знаешь новость про Ритку твою?

— Нет. А с чего ты взял, что она моя?

— Да ладно, не скромничай. Она в Германии выполнила норму гроссмейстера среди женщин. Так что возвращается на Родину, так сказать, в новом звании.

— Неужели? Откуда ты знаешь?

— Сеструхе звонила из Дортмунда. Вся такая радостная… Так что смотри.

— Что смотреть-то? — я почувствовал, что сейчас Глузман скажет что-то неприятное.

— Как бы не загордилась совсем наша красавица. За ней-то знаешь, кто уже ухлестывает?

— Ну и кто? — как можно небрежнее спросил я, а между тем внутри разливался неприятный холодок.

— Так этот — бородатый Глеб, — знаешь? Он тоже недавно гросса выполнил в Лондоне. И в Дортмунде играл в главном турнире.

— И это тоже сеструха сказала? — побледнел я.

— Слухом земля полнится, — загадочно ответил Глузман, и тронул меня за рукав, — ну, бывай, не расстраивайся только. Все они, бабы, — одинаковые…

Мрачные мысли одолевали меня весь день. Я задумчиво уносился в мыслях в далекий, неведомый мне Дортмунд, и воображение ревниво рисовало облик бородатого Глеба, молодого, но уже известного всем шахматистам страны игрока. Ночью долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок с одной мыслью: «Скорее бы… скорее бы она приехала… скорее…»

…Рита вошла в аудиторию вместе с «папой», сияющее-красивая, с незабываемой улыбкой на губах, в новом элегантном костюме, облегающем ее фигуру. Оба курса разом встали и разразились аплодисментами. Довольный Леонид Абрамович прошагал к своему месту, привычно прижимая пухлую коричневую папку к бедру.

— Ну вот — молодцы! Правильно похлопали нашей героине… Все бы так играли, как Рита! — довольно басил «папа», усаживаясь на стул.

— Тогда бы Вам некого было окликать на лекциях! — сострил наш известный хохмач Колян из Ялты.

Аудитория дружно грохнула.

«Папа» сначала строго посмотрел на остряка, но потом не выдержал и сам рассмеялся:

— Я тебя и так редко вижу в последнее время, где пропадаешь? Опять на скачках, небось, на Беговой? И что, много заработал на лошадках?

— Если бы много, Леонид Абрамович, — здесь бы не сидел…

— Ну-ну, — беззлобно посмеивался зав кафедрой, открывая журнал, — еще заработаешь.

Я отодвинул стоящий у стенки заранее приготовленный стул и поставил его рядом с собой. Но Рита… она, даже не взглянув в мою сторону, быстро присела на свободное место рядом с двумя девушками своего курса. Холодок недоброго предчувствия пробежал у меня по спине. Я повернулся и посмотрел на любимую. Она тихим шепотом что-то оживленно обсуждала с подругами. Я знал, что Рита боковым зрением чувствует мой взгляд…