— Вот как? Ты хочешь добиться любви шантажом? — скривился Одинцов.
— У меня есть любовь. Вот здесь, внутри! — женщина рывком схватила кисть Виктора и прижала к своей груди. — И мне больше не надо! Я люблю! Это главное!
— Но как же быть — я не люблю в ответ?
— Неважно! Ты узнаешь ласки настоящей француженки! И поймешь, что напрасно так долго избегал меня!
— И что все-таки ты хочешь?
— Тебя. Раз в неделю минимум. Потом посмотрим. Но это еще не все.
— Что еще?
— Одну треть твоего гонорара за выигранный матч. Мне нужны деньги. Как и любой интересной женщине. Ты же ведешь партии безупречно, как Бог! Видимо, твоя Симона создала выдающуюся программу.
— Неужели ты способна подставить меня? Дай мне спокойно доиграть, я тебе отдам больше — половину денег! Но только не заставляй меня изменять ей.
— Ни в коем случае, любимый, — хищно улыбнулась француженка, — деньги у меня тоже на втором плане. Так что — выбирай!
— Я могу подумать?
— Конечно. Только побыстрее. К тому же ты не можешь отказаться от продолжения поединка, тебя прижмут, и ты выплатишь неустойку организаторам. Минимум полмиллиона долларов, я тебя уверяю!
Выбирай — или позор на весь мир, финансовые долги или мои ласки плюс слава, плюс большие деньги! Будешь миллионером, имея таких замечательных любовниц… — глаза женщины искрились зловещей иронией.
— Хорошо, до встречи, Женевьева! — Виктор открыл боковую дверь автомобиля.
— До встречи, Виктор! И учти, когда ты увидишь меня в зале отеля Кемпински в Берлине и откажешься от сделки, — тебя выведут с игры уже в наручниках.
— Ты так думаешь?
— Уверена. Мошенничество в крупных размерах. Преследуется по закону. Возьми, здесь мой телефон. Когда надумаешь, позвони.
Женщина протянула визитку.
— Я учту это. Спасибо за откровенность.
Резкий запах духов француженки еще долго преследовал Одинцова…
Они несколько часов ходили по ночному Парижу.
Но не замечали его прекрасных пейзажей, манящих огней, толп веселых туристов вокруг.
— Что ты думаешь делать? — прямо спросила Симона.
— В принципе, я решил, но еще кое-что надо уточнить.
— У нее? — девушка старательно пыталась скрыть в голосе новые нотки. — Нет.
Она замолчала, рассеянно глядя себе под ноги.
Несколько минут назад Виктор, пошарив под сидением ее машины, вытащил маленький предмет, поднес его к глазам.
— Что это? — спросила спутница.
— Шпионский жучок. Надо будет и в моей машине посмотреть. С дверью у меня были проблемы в Москве. Я напрасно не попросил у того умельца из КГБ прибор, который может определять их. Но время уже назад не вернешь…
— А вдруг она блефует? — спросила Симона.
— Нет, она точно знает про нашу программу. Я слышал твой голос у нее в магнитоле.
— И что я там сказала?
— Перед самым концом последней партии с Леконтом. Помнишь?
— Да. Прости, я не сдержалась и громко выкрикнула.
— Не вини себя. Это я все придумал. Я и должен расплачиваться.
— А если ей дать денег?
— Это мало для нее.
— Я понимаю. Но, думаю, ты должен доиграть этот матч!
— Вот как? — Виктор внимательно посмотрел в глаза девушке.
— Да. Ради меня не стоит уходить, никто не поймет. А я… я…
Виктор почувствовал, что Симона сейчас заплачет.
Он крепко обнял ее. Посмотрел в эти до боли родные глаза. По очереди поцеловал их.
— Не говори ерунды. Ты хочешь, чтобы я тебе изменял?
— Не знаю… — тихий шепот прозвучал, словно гром с неба.
— Что ты говоришь? — мужчина встряхнул любимую за локти. — Перестань!
Столица Франции блистала своей обычной ночной жизнью. Люди торопились насладиться ею. Мимо пролетали машины со смеющейся молодежью, грохочущие мощными звуковыми колонками, окна ресторанов являли веселящихся людей, влюбленных, сидевших друг напротив друга с горевшей свечой на столиках.
Сверкала реклама, блистали витрины дорогих магазинов.
Елисейские поля вбирали в себя все новых и новых людей планеты Земля. Они съезжались сюда со всех её концов. На множестве языков и наречий звучало восхищение «столицей мира», как называли французы Париж.
Одинцова несколько раз окликали.
— О! Русс чемпион! — приветствовали Виктора незнакомые люди. — Гранд маэстро!
Они не знали, как сжималось его сердце в этот вечер, когда он слышал такие восклицания.
«Никакой я не гранд-маэстро! Обычный маэстро, не более того… Ну что ж, твой эксперимент удался почти на 100 процентов. И как всегда, вмешалась женщина… «Шерше ля фам»! — правильно говорят они…»
Читать дальше