Николай Крыщук - В Петербурге летом жить можно…

Теперь я боялся, что меня могут заметить и опознать.

Сигареты еще ночью отсырели, лишь с наступлением новой темноты я решился выйти в поселок.

Очередная затяжка доставила небывалое удовольствие. С ней наступило несколько мгновений покоя, как будто я успел поговорить с близким и надежным человеком. Вот почему приговоренные просят перед смертью закурить. Не такой уж это, оказывается, штамп. Глоток свободы, контактное подключение к безымянной интимности. А из человеческого ничто уже не может помочь.

Я потянулся за третьей сигаретой, когда заметил, что Гриша, полуобернувшись, набирает номер на мобильнике. Лампа, встроенная в потолок, осветила трогательную лысинку у вчерашнего бойца Син-до Рю.

«Здесь», – сказал Гриша в трубку. Это было первое слово, я не ошибся. Не «привет, Цапля» (так он звал свою подругу), не что-нибудь вроде «это я». Так подают условный сигнал. Других слов не требовалось. А их почти и не было.

«Я думаю, минут пятнадцать у вас есть, – тихо сказал Гриша. И после паузы: – Лады».

Ах, Гриша! Меня обожгло не то, что глупо пойман, но что просчитался, не взял в расчет одну тысячную долю Гришиного присутствия в моей жизни. Нельзя быть высокомерным.

Еще одна несуразная и никчемная мысль мелькнула (разве место ей, даже мелькнувшей, в моих-то обстоятельствах?) – шпиона бы из меня не вышло. Для этого нужно обладать врожденной подозрительностью. Я не умею прочувствовать нутром, по-настоящему, что нет ни одного (ни одного!) места на земле, где человек был бы в безопасности. Воображение говенно воспитано, слишком много заложили в него картин любви и домашнего очага. Кроме того, все мы выросли на счастливых финалах, а поэтому последний, железный мускул в душе в нужную минуту не срабатывает. Он, скорее всего, и отмер давно в процессе эволюции как хвостик.

А ГУЛАГ и война… По лицам мы читать не умели, суровые же картины пришли к нам позже, когда сказки и радио уже сотворили свое дело и усыпили биологию. Потому я и в кафе зашел, уверенный, что этим домиком с музыкой щупальца возмездия пренебрег у т.

Но страх, страх оставался. Его знают даже счастливейшие из младенцев, обмирающие от ночных теней и стуков.

Я уже научился пользоваться страхом, не впадая в панику. Конечно, Гриша может вырубить меня одним движением и уложить отдыхать в подсобку до приезда милиции или бандитов (черт его знает, кому он из них служит?). Но сценарий, видимо, был другой. Не говоря о том, что Гриша способен был по неосторожности убить (уж это-то они про него знали). Однако им нужна была Алина сумка. Без меня им ее не найти.

Положив в пепельницу недокуренную сигарету, я направился мимо барной стойки к служебному туалету (другого здесь не было). В этом мне Гриша, я думаю, не откажет. Не должен. Все же вроде как старый знакомый. До времени играть надо по правилам.

Пачка демонстративно лежала на столе. И сигарета в пепельнице эмалево дымилась. Я буквально на пятнадцать секунд, Гриша. Природа требует. Все мы немного лошади.

Гриша проводил меня понимающей улыбкой. В динамиках, между тем, успели сменить репертуар. Экс-комсомольский тенор пытался остановить мой побег, уговаривая в спину: «А без друзей на свете было б очень трудно жить, и серым стал бы самый алый парус».

Будничной походкой я вышел через задний ход, обогнул свежий, еще не крашенный настил, на котором весной вырастут столики с пестрыми зонтами, устало пересек светлую, пустынную улицу Пушкина и, спрыгнув в канаву, бросился через перелесок. В животе была голодная, поднимающая меня легкость.

Дальше шла Приозерная. Налево она упиралась в свалку. Свалка и с этого места была видна, грузно врастала в смуглый закат и перемигивалась огоньками. Галактика. Соблазнительно, но там станут искать прежде всего. Я нырнул в следующий перелесок и побежал к «железке».

Надо было обогнуть вертолетный ангар. После войны здесь располагалась РТС. У ворот в ожидании ремонта на филенках поверх ящиков играли в домино водители. Мальчишками мы бегали сюда за гайками и болтами, чтобы потом подкладывать их на рельсы. Я помню это веселое время, война забирала нас с флангов мирной жизни. Постепенно ангар превратился в кладбище брошенной техники, пока и его местные бомжи не растащили на «чер-мет». Один раз в этом гулливеровом сарае снимали какой-то детектив с отстреливающимися уголовниками. В таком прижитом месте скрываться было нелепо.

Гриша уже наверняка понял, что упустил меня, но вряд ли он сорвется в погоню. Однако и бригада приедет с минуты на минуту.