Людмила Улицкая - Искренне ваш Шурик

Стовба махнула рукой:

– Да вы что? Даже и думать нечего! Я там так повязана, что мне от них только на край света бежать.

Лена вздохнула:

– Нет, я вам все должна рассказать. Это еще не все. А то вы про меня будете слишком хорошо думать. Еще я сплю с моим начальником. Изредка, правда. Отказать не могу. Слишком от него завишу. Он страшный человек. Но очень умный и хитрый. Теперь вроде все.

«Зачем она мне это рассказывает?» – подумала Вера. И тут же поняла: Лена Стовба была по-своему честным человеком… Бедная девочка…

Вера встала, погладила Ленины светлые волосы:

– Все будет хорошо, Леночка. Вот увидишь. Стовба уткнулась лицом в бок Веры, а Вера все гладила ее по голове, а Стовба плакала и плакала.

Расставались они как близкие люди: теперь между ними была общая тайна: Вера знала про Лену то, что ни один человек, даже Шурик, не знал. И она чувствовала себя теперь не вполне Верой, но отчасти и Елизаветой Ивановной. Она на минуту оказалась старшей, взрослой.

Она почувствовала, что Лена уступила ей на время свою девочку и не будет стоять между ними. И еще: между ней и Мурзиком не будет стоять и Елизавета Ивановна, и свое собственное неполноценное материнство, частично отнятое матерью, она сможет прожить теперь заново во всей полноте. Все сложилось. Все срослось и прижилось.

К ноябрьским праздникам у Жени Розенцвейга назрела свадьба – следствие удачного летнего отдыха в Гурзуфе с Аллой Кушак, студенткой третьего курса Менделеевского института. Шурик познакомился с Жениной невестой незадолго до их путешествия, превратившегося в предсвадебное, и она показалась Шурику очень симпатичной. Она была похожа на скрипичный ключ: вытянутая вверх головка Нефертити с пучком из рыжих паклевидных волос, длинная шея и длинная талия, и все это тонкое сооружение установлено было на большой круглой заднице, из-под которой торчали две кривые ножки. Именно так Шурик описал Женину невесту матери, и она улыбнулась такому смешному сравнению.

Сам же факт серьезной женитьбы очень тронул Шурика. Все было по-настоящему, по-взрослому, и нисколько не напоминало его фиктивную женитьбу на Стовбе. Женька сиял неземным светом и сообщил Шурику чуть ли не в день приезда из Гурзуфа, что Алла беременна.

«И чего они так радуются», – удивлялся Шурик, помнившей счастливую Валерию, когда той удалось забеременеть, и несчастную Стовбу, залетевшую от первого же прикосновения Энрике…

Шурик несколько раз заходил в дом к Розенцвейгам – невеста уже переехала в Женин дом, и Шурик оказался свидетелем радостного еврейского хоровода вокруг беременной невесты. Особенные коленца выкидывала Женина бабушка: она поминутно входила в комнату и предлагала Аллочке то сливы, то сливки, то кусок пирога. Алла отказывалась, и бабушка обиженно выходила, и тут же снова входила с очередным предложением.

– Меня тошнит все время, хочется только апельсинов, – тонким детским голосом жаловалась Алла, и Женя несся на кухню узнать, есть ли дома апельсин… Апельсина не было. Потом приходил с работы Женин отец и приносил два апельсина.

Женина мама направила свою энергию в медицинскую сторону, и Аллу водили то на анализы, то к каким-то светилам для проверки и поддержания ее новенькой беременности.

Задуман был свадебный пир на весь мир. Сняли столовую возле станции метро «Семеновская» и заблаговременно развернули закупку продуктов. Даже Шурик принял посильное участие: Валерия уступила ему из своего инвалидного пайка две баночки красной икры. Купил Шурик и свадебный подарок – большого плюшевого медведя с бантом на месте шеи.

– Ты сошел с ума! Ужасно пошлый подарок! – осадила Шурика Веруся, и пошлый подарок достался Мурзику. Шурик купил другой, уже не пошлый – роскошный том Рембрандта. С этим толстенным томом он и пришел на еврейскую свадьбу. Народу была тьма: по списку сто человек, но, кажется, каждый второй из списка привел еще родственника или знакомого. Стульев не хватало. Не хватало также посуды. Зато был оркестр и массовик-затейник под псевдонимом «тамада».

Еды же было приготовлено на полк солдат. Нанятая столовая поставила со своей стороны все лучшее из своего меню: винегрет, картофельную запеканку с грибами, яблоки «в шкляре» и почему-то поминальные блины. Еврейская кухня тоже была представлена своими лучшими изделиями – фаршированной рыбой, форшмаком и куропродуктами в виде паштетов, фаршированных шеек и прочесноченных куриных четвертей, не говоря о прочих струделях и маковниках. Салат оливье, осетрина и копченая свиная колбаса были советской составляющей брачного пира. Остаток денег, которые семья Розенцвейгов давно копила на покупку автомобиля «Москвич», был потрачен на водку. Вино было совсем дешево и даже в счет не шло…