Тим Лотт - Блю из Уайт-сити

И снова очередной вечер вторника на Голдхок-роуд. Я уговариваю уже пятую бутылку «Старопрамена» с намерением как следует нагрузиться и наконец-то расслабиться, но голова у меня по-прежнему абсолютно ясна. Желание напиться сегодня вечером — не каприз. Мне это действительно необходимо. Потому что сегодня я должен сказать им, что ухожу от них, что все кончено, что ничего хорошего у нас с ними не вышло, что я подло их бросаю.

Тони-Бриллиантовый, Нодж и Колин тут же, со мной, в пабе «Буш-Рейнджерс», мы все смотрим по телевизору футбол. В тот же телевизор, задрав головы, пялятся еще человек сто, по преимуществу мужчины. Лица у них покрыты грубым загаром испанских пляжей, сальные волосы коротко стрижены, усы белые от пивной пены. Одеты они в нейлоновые куртки и вареные джинсы, в ушах — золотые серьги, на ногах — поддельная спортивная обувь от лучших производителей, купленная на ближайшем рынке. Тут встретишь и кроссовки для серфингистов, и специальные, с ненужными дизайнерскими наворотами, для занятия бегом; найковские «эрмакс» соседствуют с «DMX-2000» от «Рибок». В пабе пахнет пивом «Фостерс-айс» и одеколоном «Линкс» после бритья. Мне запах нравится. Он очень домашний.

Из нас четверых — как мне хочется думать — один Колин выглядит типичным болельщиком. И дело не столько в одежде — на нем широкие длинные шорты, форменная фуфайка работника стадиона «Рейнджерс-Уоспс» и украшенная пивными подтеками ветровка — сколько в выражении лица, еще сохранившего вокруг рта следы подростковых прыщиков. На его лице написаны восторг, изумление, молитвенная сосредоточенность. В свои тридцать он чересчур серьезно относится ко всякой ерунде.

Для Колина больше, чем для любого из нас, значат эти моменты в толпе, вперившейся в зеленый прямоугольник газона, на котором играет в свои игры фортуна. Его лицо так и светится напряжением. На какую-то секунду он становится похож на пятилетнего ребенка — это когда Кевин Галлен умудряется, пробив по пустым воротам, изящно послать мяч на пятнадцать футов левее штанги. Личико Колина искажают боль и досада, словно кто-то предал его, намеренно причинил ему зло.

У него до сих пор вся спальня от пола до потолка обклеена плакатами «Куинз Парк Рейнджерс» [11] «Куинз Парк Рейнджерс» — лондонский футбольный клуб. , как и пятнадцать лет назад, он старается не пропустить ни одного матча. В обычной жизни Колин спокоен и приветлив, но стоит ему завестись, и он уже не способен сдерживать эмоции. Иногда может и заорать, хотя вообще-то предпочитает не привлекать к себе внимания. Колину так и не удалось освоить позу индифферентности, которую мы, остальные трое, подаем на людях как подлинное отражение своей эмоциональной жизни.

Сейчас он покачивает головой в приступе разочарования. Иногда Колин кажется мне в каком-то смысле заторможенным — он до сих пор живет вместе с матерью, у него никогда не было девушки. Все его переживания обращены на мирок, рамки которого он по собственной воле ограничил фильмами ужасов, компьютером, друзьями и футболом. Я даже побаиваюсь, что он вот-вот заплачет, но, к моему облегчению, Колин отворачивается от экрана и принимается мрачно жевать чипсы — «Уокерс двойной хруст» с перцем чили.

Нет, сегодня не выйдет увлечься игрой. Мне на нее наплевать. Весь день я думаю о Веронике. Вернее, я думаю о себе самом и пытаюсь представить, какой эффект произведет на них то, о чем я собираюсь им сообщить. У меня возникает ощущение, будто я сижу внутри воздушного пузыря и оттуда наблюдаю за происходящим вокруг. На глаза мне попадается физиономия Тони, она преображается в профиль, задранный вверх к экрану.

Тони — Энтони Диамонте, он же Тони-Бриллиантовый, он же ТБ — хохочет во весь голос. Он и всегда-то смеется громче нас всех, а сейчас и вовсе твердо намерен перекрыть общий галдеж, и поэтому еще прибавляет громкости. Тони всегда стремится всех обыграть и оказаться первым, даже когда никто с ним не играет. Тони приподнялся на стуле и жестами объясняет Галлену, который, упав на колени, закрыл лицо руками, все, что он о нем думает. В свете прожекторов Галлен отбрасывает четыре тени. Смех Тони звучит злорадно, без намека на веселье.

В свете телевизионного экрана его бежевая водолазка от Джил Сандер кажется фисташковой. Тони в ней небось отчаянно жарко, но держится он великолепно — жара, по всей видимости, не причиняет ему ни малейших неудобств. Даже в прокуренном полумраке паба всем понятно, что денег у Тони куры не клюют. На могучие плечи наброшено роскошное темно-малиновое пальто, костюм сшит на заказ, туфли — от Патрика Кокса, часы — «Орис Биг-Краун Коммандер». И на лице у него тоже написано, что Тони богат, по виду типичный еврохлам [12] Еврохлам — см. рассказ И. Уэлша «Еврохлам» («Eurotrash») из сборника «Эсид Хаус», 1994. — оливковая кожа, черные волнистые волосы, безукоризненная улыбка обнажает сияющие белизной зубы. Его ни за что не примешь за парикмахера — то есть, простите, стилиста — из Шепердс-Буш; он больше похож на матадора или на эффектного статиста из итальянского арт-хаусного фильма.