Милан Кундера - Вальс на прощание

Но радость длилась недолго, ибо тут же следом Камила осознала, что сам факт концерта вовсе еще не служит доказательством супружеской верности. Он согласился выступить на этом западном курорте наверняка лишь потому, что хотел здесь встретиться с женщиной. И тут она поняла, что все гораздо хуже, чем она предполагала, и что она оказалась в ловушке:

Она ехала сюда, чтобы убедиться, что мужа здесь нет, и тем самым (вновь, в который уж раз!) косвенно уличить его в измене. Но теперь положение изменилось: она уличит его не во лжи, а в неверности (причем совершенно прямо и явно). Хочется ей или нет, но она увидит постороннюю женщину, с которой Клима проводит сегодняшний день. От этой мысли у нее едва не подкосились ноги. Хотя она и была уверена, что знает все, но до сих пор ничего (ни одной его любовницы) не видела . Впрочем, по правде говоря, она совсем ничего не знала, а лишь предполагала, что знает, и этому предположению придавала весомость истины. Она верила в его измены, как христианин в существование Божье. Однако христианин верит в Бога в полной уверенности, что никогда не узрит Его. И она, представив себе, что сегодня увидит Климу с посторонней женщиной, испытала такой же ужас, какой испытал бы христианин, позвони ему Бог и сообщи, что придет к нему пообедать.

Тревога сковала все ее тело. Но вдруг она услыхала, как кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась и увидала трех молодых мужчин, стоявших в центре колоннады. Они были в джинсах и свитерах и отличались своим богемным видом от скучной тщательности, с какой одеты были остальные курортники, прогуливавшиеся вдоль колоннады. Они улыбались ей.

— Привет! — крикнула она им. Это были киношники, друзья, которых она знала еще с той поры, когда выступала с микрофоном на подмостках.

Самый высокий из них, режиссер, тотчас взял ее под руку:

— Как чудесно было бы вообразить, что ты приехала сюда к нам и ради нас…

— А ты приехала всего лишь к своему мужу…— грустно сказал его помощник.

— Какая жалость! — сказал режиссер.— Самую красивую женщину стольного града некий трубач держит в клетке, и потому уже годы ее нигде не видать…

— Мать его за ногу! — сказал оператор (молодой человек в рваном свитере).— Пошли обмоем это дело!

Они думали, что расточают свои восторженные речи перед ослепительной королевой, которая тотчас равнодушно бросит их в плетеную корзинку, полную других ненужных даров. А она между тем принимала их слова с благодарностью, словно девушка-хромоножка, поддержанная благожелательной рукой.

Ольга говорила, а Якуб думал о том, что отдал незнакомой женщине яд, который она может проглотить в любую минуту.

Произошло это внезапно, быстрее, чем он успел осознать. Произошло это помимо его сознания.

Ольга без умолку говорила, а Якуб мысленно оправдывал себя тем, что не хотел давать тюбик этой женщине и что она сама вынудила его сделать это.

Но как бы он ни убеждал себя, он знал, что это пустая отговорка. У него была тысяча возможностей не подчиниться медсестре. Ее наглости он мог противопоставить собственную наглость и, спокойно сбросив верхнюю таблетку на ладонь, сунуть ее в карман.

А если у него не нашлось достаточно выдержки и он не сделал необходимого, он мог в конце концов броситься за ней следом и признаться, что в тюбике яд. В этом не было ничего сложного: просто объяснить, как все произошло.

А он меж тем сидит и смотрит на Ольгу, которая говорит что-то. Нет, он все-таки должен подняться и побежать за медицинской сестрой. Еще есть время. И он обязан сделать все, чтобы сохранить ей жизнь. Так почему же он сидит и не двигается с места?

Ольга говорила, а он удивлялся тому, что сидит и не двигается с места.

Да, надо подняться и пойти поискать ее. Но как сказать Ольге, что он должен уйти? Надо ли поделиться с ней тем, что произошло? Нет, он не может с ней поделиться. Что, если медсестра проглотит лекарство раньше, чем он догонит ее? Разве Ольга должна знать, что он убийца? Но если он и догонит медсестру вовремя, как ему оправдаться перед Ольгой, что он так долго колебался? Как ей объяснить, что он вообще отдал тюбик этой женщине? Ведь уже сейчас, только из-за этих коротких мгновений, что он сидит здесь и бездействует, любой наблюдатель сочтет его убийцей!

Нет, он не может поделиться с Ольгой, но что сказать ей? Как объяснить, что он сейчас вдруг встанет из-за стола и куда-то побежит?

Но разве сколько-нибудь важно, что он ей скажет? Какие глупости приходят ему все время на ум! Перед лицом жизни и смерти какое имеет значение, что подумает Ольга?