Альберто Моравиа - Аморальные рассказы

Отплыть подальше на надувной резиновой лодке и бросить связанное по рукам и ногам тело в море? Нет, надвигающийся шторм этого не позволит. Значит, остается только копать яму. Надо бы поторопиться — рыть под дождем не просто, да и неприятно: яму зальет, песок с краев начнет осыпаться, а дождь будет хлестать по лицу.

Постоял еще немножко — посмотрел на море: оно все больше и больше мрачнело. Надеясь на удачу — вдруг повезет, и пальцы соединятся, — снова обхватил столб обеими руками. Но пальцы никак не сходились, не хватало, по меньшей мере, какого-то сантиметра, чтобы они коснулись друг друга. Тимотео вернулся в дом и через гостиную прошел на кухню.

Жена поднялась с постели и уже стояла у плиты. Высокая и нескладная; ее шея, напоминающая по форме расширяющийся книзу конус, хорошо различима под массой болезненно-блестящих, плотных и густых волос. Тимотео еще раз взглянул на ее шею: большая, сильная, нервная, на горле припухлость, похожая на зоб. Шея так выразительна, что кажется ему красивой. А чем, собственно, эта шея так уж выразительна? Ах да, слепой, бессознательной, упрямой, высокомерной охотой жить, — вот чем.

Жена, все еще сонная и плохо соображающая, пришла на кухню прямо из спальни. Мятая кисейная ночная рубашка зажата между пышными ягодицами. Тимотео показал большим пальцем на это место, затем легким и почтительным движением, постаравшись не коснуться самого тела, высвободил рубашку.

Управившись с рубашкой, Тимотео сказал:

— Он тогда просил тебя заниматься с ним сексом на этом столе, и ты угождала ему. Покажи-ка мне — как вы это делали.

— Это было давным-давно, до того как мы с тобой познакомились. А теперь ты почему-то вспомнил об этом, — запротестовала жена.

— Давай-давай, покажи, — настаивал Тимотео.

Он увидел, как она пожала плечами, будто хотела сказать: «Надо же, как тебя это задело!»

Жена отошла от плиты, повернулась к столу, склонилась у его края, так, что по мраморной доске расползся живот, расплющились грудь и левая щека. Затем отвела руки назад и подняла рубашку, открывая белые и продолговатые ягодицы овальной формы. Между ягодицами появилась темная щель, покрытая бурыми волосами. Обнажились длинные, гладкие и худые, как у юноши, ноги. Лежа половиной тела на столе, она оперлась о него двумя руками и закрыла глаза — будто ждала.

Тимотео сказал:

— Ты похожа на лягушку. И тогда вот так — ты полулежала на столе, он пристраивался к тебе и сжимал твою шею руками? Так вы занимались сексом?

— Да, он хотел, чтобы я была в таком положении, он был на этом зациклен, как и ты теперь, — ответила утомленно жена. Потом она добавила: — Ну, раз ты не хочешь заниматься со мною сексом, а этот мрамор мне врезается в живот, я бы встала.

— Вставай, — раздражился Тимотео.

Она подчинилась: оправила рубашку и привела в порядок растрепавшиеся волосы. Тимотео снова взглянул на нее — она стояла у плиты и следила за кофеваркой. Еще раз убедился: да, шея у нее имеет форму конуса, а спереди — легкую припухлость. Шея красивой молодой женщины, которую любой мужчина мог бы сжать обеими руками. Но не он, потому что ладони у него маленькие и пальцы короткие.

— Кофе готов. Будем есть сухари, или ты хочешь, чтобы я тебе поджарила хлеб? — спросила жена.

— Сухари. Хотел бы я знать, куда запропастилась лопата с длинной зеленой ручкой? — озабоченно спросил Тимотео.

Жена сказала, что лопата, вместе со щетками, в кладовке. Тимотео взял лопату и вышел в сад.

Напротив кухни находится небольшая зацементированная площадка, на которую обычно ставят освобожденные из-под бутылок ящики и пустые коробки. За площадкой Тимотео сделал большую клумбу, на которой хотел посадить питоспорум. Чуть дальше — крутой обрыв дюны. Из-за засухи песчаный перегной на клумбе посерел и стал рыхлым, превратившись в пыль.

Тело было там, куда он его ночью принес: оно лежало на спине, руки и ноги разбросаны, голова откинута назад. Из-за того что лопата никак не хотела найтись, ночью он собирал перегной руками и горстями насыпал на тело, будто стремился не столько прикрыть его землей, сколько одеть.

И на самом деле, тело едва прикрыто, к тому же очень неравномерно: лица не видно; шея выступает той опухолевидной частью, на которой его пальцам не удавалось соединиться; груди прикрыты землей, будто странным лифчиком; лоно засыпано, и выпуклый живот наружу. Тимотео лопатой обозначил контуры ямы. Теперь нужно раскопать внутри этого контура до глубины, по меньшей мере, в полметра. И Тимотео принялся копать, не переводя дыхания.