Альберто Моравиа - Аморальные рассказы

Тем временем Диана сказала:

— Поеду и буду жить с тобой какое-то время. Маргарита подумает, что мы любим друг друга и оставит меня в покое.

— Нет, не со мной, не о чем даже говорить. И потом, убери-ка ты свою руку с моей, — почти взбесившись, ответила я.

— Почему все так жестоки со мной? Даже ты, — пожаловалась Диана.

— Не могу забыть, что совсем недавно ты этой самой рукой делала «это». Но как ты могла?

— Маргарита меня заставила. Однажды она даже шантажировала меня.

— Как шантажировала?

— Или я буду делать «это», или мы расстанемся.

— И что же? Это ведь и был подходящий момент, чтобы уйти.

— Тогда мне казалось невозможным оставить ее. Я ее любила и думала, что это так — каприз, и будет всего один раз.

— А где Маргарита?

— Да вон она, там.

Я подняла глаза и только тогда увидела Маргариту, вспомнила, как ты ее назвала «ужасной» и стала всматриваться, будто ища подтверждения твоего мнения. Да, Маргарита действительно была ужасна. Она стояла под портиком виллы. Высокая, дородная, в клетчатой рубашке, в белых тенисных брюках с большой пряжкой на ремне и черных сапогах. Не знаю почему — может быть, вызывающей позой, — она мне напомнила отца Дианы, каким я его увидела в тот раз в деревне. Я рассматривала ее лицо. Под копной темных и курчавых волос необычно узкий лоб надвинут, как шлем, на два маленьких, глубоко запавших, пронзительных глаза. Маленький курносый нос и тонкие, но выпяченные губы — все это напоминало морду большой обезьяны. В общем, гигантша, атлетка, чемпионка по женскому рестлингу, какими их показывают по телевизору: схватит соперницу за волосы, ударит в лицо, опрокинет и танцует на ее животе.

Когда мы подошли, она приветствовала меня так сердечно, что мне это показалось притворным и неискренним:

— Ты — Людовика, правда? Добро пожаловать в наш дом, чувствую, что повеселимся, как подруги. Я сразу об этом подумала, едва тебя увидела; добро пожаловать, добро пожаловать.

Да и голос ее выдавал: он был похож на голос человека, внешне приветливого, но где-то в глубине души холодного и властного.

Естественно, мы обнялись, и я с изумлением отметила, что Маргарита попыталась гостеприимное объятие превратить в любовный поцелуй: ее выпяченные влажные губы упорно переползали от моей щеки ко рту. Насколько было возможно, я отворачивала лицо, но она крепко сжимала меня в своих мощных руках, таким образом я не смогла избежать того, чтобы кончик ее языка не коснулся уголка моего рта.

Бесстыжая и довольная, она отстранила меня и сказала:

— Можно узнать, где вы были? В конюшне, конечно! Диана тебе показывала своего любимца, этого белого пони, да? Красивый, да? Но входите же, все готово, все готово!

Мы вошли в дом. Вот мы и в гостиной, устроенной якобы по-деревенски: черные балки на потолке, стены побелены, камин облицован, мебель массивная и темная, но современная. Стол, один из тех длинных и узких, которые называют «трапезными», уже сервирован на три персоны. Словом, общую картину ты представляешь. Не буду рассказывать о наших разговорах за столом. Говорила, в основном, одна Маргарита, и, как бы исключая Диану из беседы, обращалась только ко мне. О чем она говорила? Да как сказать? — так, в общем, ни о чем, о вещах малозначительных. Но иногда, улавливая момент, она давала мне понять о чувстве — в самом деле ошеломившем меня из-за неожиданности и непредвиденности, — которое несколькими минутами раньше, казалось, уже начала питать ко мне. Она пристально смотрела на меня своими маленькими запавшими глазами, сверкающими и как будто воспалившимися, похожими на глаза неизвестного мне похотливого животного, а под столом ее ножищи зажали мою ногу в тиски. Она уже дошла до того, что протянула свою большую руку, и, правда, с извинениями, взялась за амулет, что я ношу на шее, успев заодно погладить мою грудь: «Как красива наша Людовика, не правда ли, Диана?»

Диана не ответила; ее большой рот скривился в гримасу печального недоумения; она отвела от меня глаза и повернулась к камину.

Тогда Маргарита, внезапно озверев, спросила ее:

— Скажи что-нибудь, я ведь обращаюсь к тебе, почему ты не отвечаешь?

— Мне нечего сказать.

— Ну-ка, тварь, скажи и ты, что Людовика красивая!

Диана посмотрела на меня и машинально повторила:

— Да, Людовика красивая.

Во время этой неловкой сцены я старалась высвободить свою ногу из ножищ Маргариты, но мне это не удавалось: нога будто попала в капкан; в ту самую «отвратительную» западню, о которой говорила в конюшне Диана.