Вячеслав Бутусов - Виргостан

– А ледопады? – не унимается Геогриф. – Замораживающее зрелище!

Прибившийся ветер хватает слова на лету и треплет их с игривым урчанием. Растрепанные буквы улетают в топку паровозика, а из трубы вылетают пончики, бублики и сушки. Верика ловит сушку, бублик и пончик. Пончик вручает Геогрифу, бублик – Всеше, а сушку ест сама. В дороге почему-то всегда веселей с чем нибудь теплым, аппетитным и обязательно круглым. Наверное, потому, что дорога стелется скатертью.

Всеша с бубликом спешивается у взлетной полосы. У нее сегодня факультативные занятия по преодолению незримых препятствий.

Воздухореографика, одним словом.

. . .

Дело в том, что у Геогрифа проклевываются крылья. Сейчас они похожи на ростки карликовой цветной капусты в теплице. Повсюду на спине переплетены миниатюрные стропы и разнокалиберные растяжки. Судя по истерзанной прическе, Геогриф ломает голову над тем, как справиться в походных условиях с возложенной хрупкой ношей. Верика предлагает убрать всю эту путаницу. Достает заячьи ножницы и чик-чикает все эти ниточки с узелками.

Геогриф непроизвольно хлопает высвобожденными крылышками:

– Мне нужен наставник.

– У тебя есть наставник.

Геогриф уже не впервые за это утро потрясен. Его бездонные глаза смотрят на Верику преданным взглядом:

– Неужели?!

– Это не я, – уточняет она, ловко балансируя на поверхности взора.

Неминуемо надвигается сотрясение воздуха. Слезы слепят Геогрифа, он раскатисто чихает:

– То-о-чно! – разносится эхом в горах.

. . .

Сверху заметно, как в некоторых местах земная поверхность сморщилась. «То ли кисло ей, то ли горько?» – размышляет Геогриф. Кое-где в зарослях малютиков виднеются оттиски гигантских чудищ. Вот рядом с остовом головотяпа отпечаталась фигура чернозавра. Они оживленно беседуют, двигая челюстями, отчего сыпучая почва вокруг периодически шевелится.

Верика показывает рукой в сторону высокогорного пика. Там по склону взбираются наверх огромные лохматые пихты. Не доходя до середины, некоторые из них сползают, вяло цепляясь мягкими лапами за лавирующий снег.

– Там-то скоро и состоится моя первая персональная выставка!

– …!!! Выставка чего? – пытается передопонять огорошенный Геогриф.

– Выставка льдин! Видишь то изваяние?

Изумленный Геогриф прослеживает в обзорную раковину за прозрачной пакетообразной глыбой, пытающейся взгромоздиться на подиум с ироническими капителями под сосулистым сводом. Эти места носят звание «градов невозмутимости».

Верика протягивает Геогрифу очки-контрослезы:

– Отличное подснежное приспособление. Когда попадаешь в сияющее облако, глазам своим не веришь.

– Точно, точно, точно… – катится сверху гостеприимное эхо.

Геогриф едва успевает нацепить специальные антиобвальные бд , как снежный ком сгребает его в свои обьятья.

. . .

Повсюду сверкают кристаллические деревья и сахарные эдельвейсы. В волнах хрустального моря застыло отраженное небо. Замерзшие рыбы безмолвно взирают на скованные одним льдом звезды. Пахнет вечномерзлотными цитрусами.

Верика выбирается из снега и показывает на рукаве ледышку:

– А вот это само ко мне прилипло.

Фигурка напоминает пузатую ящерицу с распростертыми лапками. Верика зажимает ее в ладошке. Мелкая рептилия оттаивает и, щелкая ресницами, принимается безмолвно ликовать.

– Что он хочет этим сказать? – спрашивает Геогриф, насупленно торча из сугроба.

Верика сурдопереводит:

– Говорит, что он нездешний.

– Довольно необычное имя для крокодильчика.

Верика представляется незнакомцу:

– Будем знакомы, меня зовут Верика.

Геогриф ревностно вперивается в неознакомца снегозащитными окулярами. Его низкоутробный голос деловито чревовещает:

– Двадцать девять минут пятьдесят девять секунд до обеда.

Вжжжик! Сигнал принят, Геогриф втягивает металлические перья, недолго демонстрируя свой чеканный профиль на фоне отвесного края скалы. Ему, несомненно, есть чем покрасоваться. Ни единой условности, ни единой зацепки. Верика любуется безупречностью силуэта: «Ну надо-же! Очень натуралистичен, даже ухо чешет по-птичьи. Только вот хвост какой-то несуразный, черепаший что ли?»

Из тоннеля в сугробе просачивается знакомый паровозный гундок, с легким насморочным акцентом:

– Ду-ду!

И не слышен стук колес, только сердце бьется и поет.

Любая прогулка приносит свои плоды. Утренняя прогулка принесла потенциальные шедевры ваяния. Свалила их в мокрое полотенце и оставила в углу мастерской. Назревающие скульптурности безроптствуют в ожидании прикосновения уверенной хозяйской руки.