Йонас Люшер - Весна варваров

Почти синхронно многоголосый звон, писк и треск оповестили о следующей волне увольнений. На этот раз она охватила Квики и почти всю молодежь у бассейна, ведь за ним сюда последовали главным образом те, которые в Сити и так вились вокруг него целыми днями, правда, в составе возглавляемой им команды аналитиков и продавцов, команды, которая своими смелыми и хладнокровными действиями за последние годы принесла банку сотни миллионов, а теперь, когда все рухнуло, наверное, убытки во много крат выше. В то же самое время на Gracechurch Street, на шестнадцатом этаже, девушка в темно-синей узкой юбке, та самая практикантка, что сшила костюм туарега в тщетной надежде получить приглашение на свадьбу, лазила под столами в операционном зале и выдергивала, как велели, компьютеры из сети, позволяя растерянным мужчинам в дорогой одежде для досуга и с картонными коробками под мышкой пялиться на ее попку.

Приказы об увольнении оказались последними вестями с родины, достигшими пустыни. Вскоре мобильники отказались служить по назначению, потому что в свете новейших событий руководство тунисского оператора связи сочло взаимодействия по роумингу с английскими телекоммуникационными компаниями высоким риском. Обрыв каналов связи вызвал у отныне безработных разнообразнейшие чувства. Кто утирал слезы с глаз, кто разразился неудержимым истерическим смехом, кто — столь же неудержимой похабной бранью, а вот у одной худенькой брюнетки между лопатками пробежала легкая дрожь, какая в других обстоятельствах даже могла бы показаться прелестной, но то была судорога ужаса, ведь в далекой пустыне ее, считай, живьем закопали в песок. Квики — он скинул всю одежду, кроме мятых штанов, и развалясь отдыхал на лежаке — принял новость спокойно и быстрым движением, не глядя, швырнул в переливчатую синь воды ненужный уже телефон, что привело к первому на тот день кровопролитию, ибо телефон не пошел камнем вниз, а в силу плоской своей формы стал весело скакать по поверхности воды и на третьем или четвертом прыжке настиг в заплыве воспитательницу частного детского сада, до той минуты внешне чуточку напоминавшую Роми Шнайдер, и выбил ей передние зубы.

Оценив сопутствующий ущерб, Квики готовился выступить с речью, но именно в этот миг у бассейна появился бодрый и отдохнувший Прейзинг.

— Бог весть с каким трудом пытался я разобраться в этой сцене, она слилась для меня с той сценой на лондонской улице, под которую я задремал, хотя и во сне она продолжала меня преследовать. Впрочем, здесь-то солнце палило нещадно и стояла невыносимая полуденная жара. Все вокруг было залито странным, как будто ртутным светом: резко вырисовывались любые контуры, красивое и уродливое представало глазам с безжалостной ясностью и, главное, неподвижностью, напомнив мне Tableaux Vivants — живые картины во время представления Страстей Христовых в Обераммергау. На краю бассейна плакала молодая женщина, и, хотя она прижимала к губам окровавленный платок, я узнал в ней ту самую, что мне и раньше запомнилась разительным сходством с Роми Шнайдер. Две подружки хлопотали вокруг, гладили ее по мокрым волосам, уговаривали, успокаивали. Тем временем на дно бассейна нырял ее будущий жених, брокер, из английских дворян, ощупью пытаясь найти выбитые резцовые зубы; жидкие волосы липли к его вискам.

Подружки бросали сердитые взгляды в сторону Квики, но он и бровью не повел, зато произнес речь, смысл которой сводился к тому, что приближаются великие времена, и уж в одном он уверен — по всем признакам будет война, война неизбежна, а уж когда начнется, надо вновь взять в руки оружие, в крайнем случае — под знаменами Ее Величества, но еще лучше — частной охранной фирмы, а тут никому беспокоиться не надо, он всем им знает цену, он готов выступить с ними в поход, со всеми до единого. Когда требуют обстоятельства, надо выйти из операционного зала в узкие переулки Басры, на нефтепромыслы Эль-Курны, а если хотите знать его мнение — так пройти и по лесам Фландрии, и по улицам Берлина! Мы команда — раз и навсегда! Этим боевым кличем завершил он свою речь и вскинул руку с бутылкой пива. И многие вслед за ним вскинули руки и вторили его кличу, но все-таки, наверное, ради забавы. Мне хотелось на это надеяться.

Дженни далеко не столь воинственно, зато более целеустремленно отозвалась на перемену обстоятельств, приняв решение расстаться со своим кодексом ценностей — тот вдруг показался ей и устарелым, и бесперспективным — и заменить его новым, где в центре будут такие понятия, как любовь и семья: любовь, в которой она призналась обалдевшему Санфорду, и семья, которую она планирует с ним создать, о чем и сообщила, утомленная первым безудержным актом в постели, куда он после недолгой внутренней борьбы позволил себя затащить, лежа в его потных объятиях и перебирая скудные седоватые волоски на его груди.