Герман Кох - Звезда Одессы

Спускаясь по Верхней дороге к Широкой дороге, я наугад набрал несколько номеров из записной книжки мобильника, разрывая соединение после первого же гудка. В памяти моего телефона сохраняются только семь последних набранных номеров, так что после восьмого раза номер Макса исчез бы автоматически.

В магазине «Добрый сыровар» я попросил двести граммов печенки со шпиком и двести граммов солонины. Пока мясо нарезали, я взял из холодильника два пакета молока и две пол-литровые бутылки колы-лайт. Только я собрался наклониться к витрине с иностранными сырами, как в магазин вошел Эрик Менкен.

Приветствия трех продавцов за прилавком нельзя было назвать иначе, чем восторженными. «Привет, Эрик!», «Как дела, Эрик?» — парень, который все еще нарезал тонкими ломтиками мои двести граммов солонины, даже бросил это занятие.

— Мы заказали для вас болгарский окорок, — сказал он, — его доставят в конце недели.

Менкен приветливо улыбнулся, а потом нахально смерил меня взглядом с головы до пят.

— То не видимся, то каждый день друг на друга натыкаемся, — сказал он своим гортанным голосом — глубоким, узнаваемым из тысяч других, неестественно поставленным и как бы полощущим горло.

Парни за прилавком одновременно рассмеялись, словно Эрик Менкен сказал что-то потешное.

— Эрик, чем могу служить? — спросил тот же парень, переставший нарезать мою солонину.

Телеведущий повернулся спиной к прилавку и сделал вид, будто ищет что-то среди коробочек с йогуртами и бутылочек с пробиотиками.

Поразительно было, как он, держа руки в карманах, почти небрежно завоевывал пространство в магазине. Вообще-то, он вел себя как дома; если бы тут стояла софа, он со вздохом плюхнулся бы на нее, а потом потребовал бы подать тапочки или ледяное пиво.

— Три шарика моцареллы, — сказал он, по-прежнему не глядя ни на кого из работников магазина. — И пару бутылок «Пеллегрино».

Двое из парней за прилавком бросились выполнять его заказ; третий нерешительно посмотрел им вслед, а потом повернулся ко мне.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

Я почувствовал, как жар наполняет мне голову; он дошел до глаз, и те заслезились. Я указал на машину, где лежала в ожидании нарезки половина моей солонины.

— Там, — выдавил я из себя. — Это…

В этот же момент на мое плечо легла чья-то рука. Я повернул голову и увидел ухмыляющегося Эрика Менкена.

— Твоя очаровательная жена тоже вернулась домой, я полагаю? — сказал он.

На мгновение я лишился дара речи.

— Я был бы рад поговорить с ней в ближайшее время, — заполнил Менкен образовавшийся вакуум. — У нее появилось несколько симпатичных идей насчет моей программы. И вообще насчет телевидения. Когда же это было?.. Ну да, на твоем дне рождения. Фред, у твоей жены открылись таланты. Ты должен их беречь.

Если бы Эрик прямо тут, между сырами и мясными продуктами, при мне и продавцах, вынул из штанов член и нежно потер его большим и средним пальцем, чтобы он, во всей красе, нацелился в потолок, под которым висели бельгийские и испанские окорока, я бы, наверное, почувствовал себя не более опустошенным, чем в этот момент.

Эрик Менкен подмигнул мне.

— Впрочем, твоя жена говорит, что ты был бы идеальным кандидатом для «Миллионера недели», — бодро продолжил он. — Что ты владеешь нужными знаниями обо всех этих штучках-дрючках, с которыми непонятно, как поступать. Как раз с такими знаниями и можно разбогатеть.

Лишь на улице, куда я вышел, держа в руке пластиковую сумку с мясными деликатесами и пакетами молока, мною овладело странное чувство — будто меня только что физически унизили. Да, так и было: меня насиловали и истязали в общественном месте, а никто из окружающих не вмешался. Я чувствовал, как колотится сердце — но ниже, чем обычно, словно у него не было сил оставаться на положенном месте и оно искало поддержки у других органов, расположенных под ним.

Между тем я придумал целую серию остроумных ответов, которые Эрику Менкену не удалось бы парировать. Если ты еще хоть раз приблизишься к моей жене, я оторву тебе башку. Я изобью тебя до полусмерти, и ты, мерзавец, сможешь есть только козий сыр. Ты думаешь, что много собой представляешь, ты, со своими идиотскими вопросиками и подмигиваниями, но, вообще-то, ты — пустое место. Если тебе прострелят голову, на телевидении сразу найдут другого, и он займется идиотскими вещами, которые делаешь ты …

Произнося про себя последнюю фразу, я вообразил перед собой Эрика Менкена в припаркованном у тротуара «лендровере»: я хлопаю его по плечу, он удивленно оглядывается, я в упор стреляю ему в голову, кровь и мозги шмякаются на окошко с пассажирской стороны. Hasta la vista, baby! [45] До свидания, крошка! (исп.) — знаменитая фраза из фильма «Терминатор».