Герман Кох - Звезда Одессы

Я видел, что она шевелит губами, но слов не было слышно. Потом она покачала головой. Из открытой кухонной двери вышла пятнистая собака и поплелась по высокой траве к кустам в глубине сада. Будь это радиопостановка, появление собаки было бы точно выверено по времени. Я закрыл глаза, чтобы улавливать только звуки: затрудненное дыхание госпожи Де Билде, шелест листьев вокруг собачьей морды, а вдалеке — гул города, шум поезда, проезжающего по стальному мосту.

Когда я снова открыл глаза, пес уже присел в кустиках. В этот раз он смотрел не на меня, а прямо перед собой, словно предпочитал остаться незамеченным; как обычно, пасть его была полуоткрыта, и с языка на траву падали капли. Но благодаря его позе в этот раз я увидел, что из мохнатой оболочки высунулся наружу, от натуги, розовый кончик собачьего члена. В то время — дело происходило, наверное, в конце февраля — ничего не было ярче во всем саду.

Я попытался вспомнить кличку собаки. Пират? Нет, не так, но похоже. Я посмотрел на госпожу Де Билде, на ее сухие старческие волосы. Как долго мы стоим здесь, не произнося ни слова? Она — внизу , в саду, а я — наверху , на балконе. Я положил руки на перила и испытал такое ощущение, будто я стою на парадном крыльце и должен начать важную речь. Я сделал глубокий вдох и подождал, пока пес не просрется.

— Плут! — крикнул я громко.

Пес и хозяйка одновременно подняли голову. Пес навострил уши и склонил голову набок, как делают собаки, слыша только свою кличку; во взгляде госпожи Де Билде читался в основном испуг, точно, произнеся кличку ее собаки, я вышел за какие-то рамки. «Если бы я задел в ней то, что не задевали уже сто лет, она посмотрела бы точно так же», — подумал я и содрогнулся против воли. Во всяком случае, я завладел их вниманием.

— Тебе, наверное, хотелось бы почаще выходить на улицу, а, Плут? — сказал я. — На настоящую улицу, с деревьями, и мусорными мешками, и другими собаками. Но старушка не очень хорошо ходит по улице, а? И потом, она ходит очень медленно, так что все удовольствие быстро улетучивается. Поэтому она будет заставлять тебя срать в саду, пока там не останется ни одного местечка, где не воняет твоим собственным дерьмом.

Госпожа Де Билде тоже склонила голову набок: если я не ошибаюсь, она повернулась ко мне «хорошим» ухом. Вообще-то, ей надо было войти в дом — я же разговаривал не с ней, а с ее собакой; с другой стороны, она, возможно, могла бы что-нибудь извлечь из нашего разговора.

— Люди заводят животное, — продолжал я. — Или ребенка. И умудряются делать все для этого животного или для этого ребенка . Животное — жалкое и невинное , ребенок слишком мал, чтобы о себе позаботиться. Так или иначе, оба зависят от других , это ключевые слова. Люди любят тех, кто от них зависит . Но если они никого не заводят, им нечего предложить. Они становятся старыми и больными, и приходится очень громко орать, чтобы они тебя поняли; или же они забывают все, что им говорят. Если ты собака, ты оказываешься привязанным к ходунку и должен срать в саду, моля бога послать того, кто даст тебе поесть в тот день, когда старушка утром умрет в своем кресле.

Рассказ еще не закончился. В действительности рассказ был гораздо длиннее, но пес больше не слушал. Держа голову над самой травой, он поплелся обратно к кухонной двери. Госпожа Де Билде, в свою очередь, выставила один из своих голубых шлепанцев вперед, будто хотела оставить меня в одиночестве на балконе.

— Госпожа Де Билде, — сказал я.

Она не посмотрела наверх, но, по крайней мере, остановилась; я увидел, как ее пальцы затеребили кармашек фартука и выудили из него смятую в комок бумажную салфетку. Я решил, что она собирается вытереть лоб, но она поднесла комок к глазам.

— Госпожа Де Билде, — продолжал я. — Некоторое время назад я предложил вам пять тысяч гульденов, если вы поищете для себя другое съемное жилье. Я даже предложил взять на себя расходы по вашему переезду. Сегодня я добавляю еще две с половиной тысячи гульденов. Это мое последнее предложение. Больше сумма увеличиваться не будет. Семь с половиной тысяч гульденов — это куча денег, если учесть, что вы пищите о протечке, стоит мне уронить чашку кофе. Вот как сегодня.

В воцарившейся после этого тишине я слышал ее дыхание, еще более тяжелое и утомленное, чем обычно, словно у воздуха отвоевывалась каждая порция кислорода. Будь это и вправду радиопостановка, самым выигрышным вариантом было бы первым уйти в дом и оставить госпожу Де Билде в саду, наедине с ее мыслями, а не поступать наоборот. Но я внезапно почувствовал страшную усталость.