Ольга Скубицкая - Нф-100 - Небо в зеленой воде

Повсюду, насколько хватало глаз, простирались вздыбленные холмы темной почвы, небольшие, не более нескольких метров в высоту каждый. Иногда на них вспухали крупные пузыри, и вверх выстреливали гейзеры лавы. Земля между ними была настолько иссушена, что представляла собой потрескавшийся узор шелушащихся чешуек. Я разглядывала все это сверху вниз, паря в открытом пространстве желтого неба. Да-да, вы не ослышались, небо имело вощаный оттенок, постепенно переходящий в янтарно-желтый. Я шокировано рассматривала его, желая, чтобы в поле зрения попало солнце - неизменный вечный ориентир в моих скитаниях по временам и странам, и когда, наконец, дождалась, все мысли сбились в одну неразборную кучу. Кажется, мое расшалившееся воображение отправили в нокаут, ведь я не могла представить и сотой доли того, что преподносило съехавшее с катушек прошлое.

Невысоко над горизонтом в небе царил слепящий диск ярко-красного солнца, огромный, в два раза больше, чем привычное для меня светило, а цвет такой, как при кровавом закате, но сейчас был не закат. Его лучи лились и ниспадали, словно пурпурные складки тончайшей прозрачной ткани. Кроме того, в желтом воздушном пространстве мелькали далекие темные точки, сначала я приняла их за птиц, но затем отбросила это предположение. Объекты перемещались чересчур прямолинейно, четко вверх, затем четко вниз, иногда линии траекторий выходили изломанные, отрывистые, но, в любом случае, такое движение не свойственно аэродинамике птиц.

Была и главная странность - то, как я это видела. Зрение воспринимало не просто все единой картинкой, а делило кругозор на три сектора, как пирамиду с тремя гранями и острой вершиной. Более того, я не только смотрела на окружающие предметы через эту трехгранную призму, но еще и четко различала температуру всего, что попадалось на глаза, понимая, насколько горячий тот или иной объект. Например, я точно определила, что точки, движущиеся вдалеке, горячие, а выбивающиеся из-под земли раскаленные столбы, еще горячее. И это было никак не связано с моим знанием о свойствах предполагаемой лавы, просто все, что попадало в область видимости, доходя до мозга, моментально обрастало информаций о температуре. Благодаря этой способности я легко огибала кипящие столбы, кстати, имеющие оттенок ближе к коричневому, чем к красному, опережая их на пару секунд. Я точно знала, когда температура холмов критически поднимается перед неминуемым выплеском, и облетала опасное место, тем не менее, не удаляясь, а паря по возможности ближе. Каждый раз, когда рядом со мной раскаленная струя устремлялась в небо, тело захлестывала тепловая волна, а мне именно это и требовалось.

Во всей этой каше сумасшедших непонятностей нашелся лишь один известный ориентир - сила, она оставалась привычной и знакомой, она по-прежнему была мной, а я по-прежнему была ей, она хлестала из меня невидимым фонтаном, и щупальца, вытянутые во все возможные стороны, вибрировали и вились вокруг меня, смешиваясь с небом. Сила наполняла меня больше, чем я когда-либо помнила, даже Я - Элиза не смогла бы соревноваться с этим состоянием.

Я растерянно пыталась втиснуть все увиденное в нужный промежуток времени между Древним Египтом и пятнадцатым веком, но окружающий кошмар никак не лез в данные рамки.

'Каким образом ни в одной из книг и летописей, дошедших до современности, не упоминалась искаженная цветовая палитра неба, а тем паче громадное красное светило?' - Так и не придумав правдоподобной версии, я принялась обдумывать, что это может быть за место, но опять же, скудные знания истории не помогли определиться, где в прошлом извергались лавой тысячи мини-вулканов. Где не просто пахло, а разило сухой мертвой землей? На ум приходила почему-то Камчатка, но там, насколько я помнила, располагались обычные вулканы и гейзеры, а не огромное поле, попеременно извергающихся вулканов-крошек. В заключение я переключилась на себя любимую, но это вообще находилось за гранью понимания. Ну, то, что Даниэль ошибся, и в этой жизни мы явно встречались, было понятно и ежу, иначе я бы не совершала сейчас такие немыслимые кульбиты в воздухе, это, кстати, говорило о том, что он относительно недалеко. Больше всего удивляли глаза, но чего только не бывает в биологии, красавицей я уже была, точнее, еще буду, уродиной тоже, почему бы здесь мне не родиться с каким-нибудь невообразимым пороком зрения. Ах, да и слуха, похоже, тоже, поскольку мир вокруг так и оставался для меня безмолвным.