Сергей Парфёнов - Виа Долороза

Игорь порылся у себя в кармане, вытащил оттуда потертую записную книжку – полистал, открыл нужную страницу, проверил: "Москва, Октябрьская улица, д. 22 корп. 2, кв. 31, Шварц Самуил Яковлевич". Захлопнув блокнотик, Игорь снова посмотрел в окно, – за окном на фасадах домов мелькали подсвеченные надписи – "Октябрьская д.12… Октябрьская д.16… Октябрьская д.18, корп.1…" Игорь бросил резко:

– Гена, тормозни-ка!

Геннадий от неожиданности глубоко вдавил педаль тормоза и "Волга", вильнув к тротуару, заглохла. Геннадий удивленно взглянул на товарища.

– Ты чего?

– Да так, вспомнил кое-что, – забежать кое-куда надо… Слушай-ка! Ты не мог одолжить мне пару пачек чая? Нужно… Очень… Отдам!

– Ну… Бери… – неохотно буркнул Бурков. – Только недолго, а то опоздаем…

Игорь схватил с заднего сидения две пачки чая и быстро выбрался из машины. Добравшись до подъезда панельной двенадцатиэтажки, он нетерпеливо дернул ручку двери, едва не столкнувшись с женщиной, которая выводила на прогулку своего черного лохматого ньюфаундленда. Пес угрожающе зарычал – приготовился защищать хозяйку, но женщина успела вовремя натянуть тугой сыромятный поводок.

– Простите, – сказал Игорь, не обращая внимания на оскалившегося пса. – Тридцать первая квартира на каком этаже?

Женщина, продолжая удерживать собаку, ответила сердито:

– На пятом… Проходите! Да проходите же…

– Спасибо!

Игорь взбежал на площадку первого этажа, где за сеткой-рабицей лифтовой шахты застыла деревянная кабина. Открыв металлическую дверь, он шагнул в старый лифт, чьи стены были обильно исписанный местной шантрапой, – закрыл узкие створки и нажал на черную кнопку с цифрой пять. Лифт, по-старчески поскрипывая, медленно пополз вверх – снаружи, за сеткой замелькали лестничные пролеты. Добравшись до пятого этажа, лифт с надсадным лязгом остановился. Выйдя из кабины, Игорь принялся рассматривать выходящие в коридор двери. Увидел дверь с овальным пластмассовым номерком 31, подошел и с замиранием сердца нажал на звонок. Прислушался… За дверью раздалось прерывистое треньканье, потом послышались шаги. Дверь открылась. На пороге стоял хозяин – в домашней кофте, с неизменными очками на длинном, крючковатом носу – смотрел спокойно, улыбаясь, словно и не удивился вовсе.

– А, Игорь! Заходите, мой милый, заходите… Раздевайтесь…

Игорь сделал шаг в прихожую, но раздеваться не стал, остался стоять у едва прикрытой двери. Настороженно покосившись в сторону комнаты, откуда доносились громкие голоса, произнес поспешно:

– Самуил Яковлевич… Я всего на минуту… Вот… Увидел вашу улицу, вспомнил, как вы нас перед Белым домом чаем угощали, решил забежать… А тут ещё как раз с собой несколько пачек чая оказалось… Это вам… Подарок!

Он вытащил из карманов куртки пару мягких зеленых упаковок и протянул их Самуилу Яковлевичу, но тот вместо благодарности превратился в сгусток возмущенной энергии, – сурово поджав губы, убрал руки за спину, отступил.

– Это что вы тут такое выдумали, молодой человек? – темные глаза смотрят на гостя сердито. – Что это значит – на минуту? Раздевайтесь, раздевайтесь, без разговоров! Нда-с! Я вас никуда не отпущу пока не напою чаем и не покажу свою библиотеку!

Игорь виновато улыбнулся и приложил руку к груди.

– Правда, не могу, Самуил Яковлевич… Концерт… Машина ждет…

Самуил Яковлевич ощупал его недоверчивым, пристальным взглядом (не обманывает ли?), а затем обиженно покачал головой.

– Игорь, Игорь… – в голосе заплескались укоризненные нотки. – Ну кто так делает? Забежали на секунду и уходите? Нехорошо… Нда-с! Обидели старика… Ну, что ж… Если концерт, удерживать, конечно, не буду… Но только чай не возьму! Знаю я вас – потом ещё сто лет ко мне не загляните! Лучше вы ко мне с ним в следующий раз приходите… И не откладывайте! Обещаете?

И от этих чудаковатых слов на душе у Игоря стало легко и спокойно, словно он не раз уже бывал в этой квартире, и его здесь, действительно, давно и с нетерпением ждали.

– Обещаю, Самуил Яковлевич… – ответил он. – В следующий раз зайду, когда мне некуда будет торопиться… Честное слово…

Самуил Яковлевич подобрел сразу – глаза за толстыми линзами заискрились успокоено. По-профессорски подняв палец, произнес с пафосом:

– Вот! Это вы хорошо сказали, Игорь! Очень хорошо… "Честное слово"… Нда-с! Хорошие слова! А то знаете, я что заметил? Что такие слова, как "честь" и "совесть" стали исчезать из нашего языка… Во всяком случае, что-то я их давно не слышу… Больше все – приватизация, коммерция, проституция… Может я, конечно, уже слишком старый и чего-то не понимаю… Только мне иногда начинает казаться, что нас потихоньку приучают к тому, что хорошо и честно в этой стране жить нельзя. Нда-с! Но только, когда общество забывает о добродетели, оно само себя уничтожает! И поэтому, знаете, что я вам скажу? Кто-то должен произносить простые и понятные вещи… Кстати… Вот ваши песни… Они заставляет переживать, чувствовать, думать… Это очень важно! Очень нужно сейчас этой стране… Нда-с! Я не слишком путано говорю?