Бернард Вербер - Дыхание богов

– Я не помешала? – спрашивает она.

А-фро-ди-та. Богиня любви. Великолепие и соблазн, воплотившиеся в одном существе. Я вновь чувствую себя ребенком. Опускаю глаза, потому что сила ее красоты ослепляет меня. Я забыл, какая она необыкновенная.

Надеваю тунику и приглашаю гостью войти. Она садится на диван. Мой взгляд все чаще останавливается на ней, приручает ее, я словно привыкаю смотреть на солнце без темных очков. В ее присутствии я захлебываюсь от чувств. Гормоны бурлят. Я вижу ее сандалии, золотые ленты, охватывающие икры. Ногти цвета розовых лепестков. Бедра, когда она меняет позу и край красной тоги заворачивается. Я вижу янтарную кожу, золотые волосы, ниспадающие на красную ткань. Афродита взмахивает ресницами, ее развлекает мое волнение.

– Мишель, все в порядке?

Мои глаза наполнены тем, что я вижу перед собой, – воплощением чистой красоты. Боттичелли пытался изобразить ее. Если бы он только знал, какова она на самом деле…

– У меня для тебя подарок.

Афродита достает картонную коробку, в которой просверлены дырочки. Кто-то дышит там внутри. Я ожидаю, что она достанет котенка или хомяка. Но она достает нечто удивительное.

Трепещущее сердце, ростом не больше двадцати сантиметров, на ножках. На маленьких человеческих ножках. Сначала мне кажется, что это статуэтка, но сердце дрожит, если потрогать его. Оно теплое.

– Заводная игрушка? – спрашиваю я.

Она гладит сердце на ножках.

– Я дарю их только тем, кого действительно люблю.

Я отшатываюсь.

– Живое сердце!.. Какой ужас!

– Это олицетворенная любовь. Мишель, тебе не нравится? – удивляется она.

Кажется, живое сердце почувствовало, что мы говорим о нем, и сжалось.

Афродита гладит его, словно успокаивает котенка.

– Сердцам нравится, когда их дарят. У этих химер нет глаз, ушей и мозгов, но они все-таки обладают каким-то крошечным рассудком. Разумом сердца! Они хотят, чтобы кто-нибудь взял их себе.

Продолжая говорить, она медленно подходит ко мне. Я не шевелюсь.

– Каждое живое существо хочет, чтобы его любили. Все остальное не имеет никакого значения.

Богиня любви подходит вплотную, крепко прижимается ко мне. Я чувствую, как мягка ее кожа. Мне так хочется поцеловать ее, но она прижимает указательный палец к губам.

– Ты знаешь, что для меня ты самый главный человек, – говорит она.

Афродита проводит рукой по моему лбу. В этом жесте слишком много материнской ласки.

– Я люблю тебя, но… я не влюблена. По крайней мере, пока не влюблена. Чтобы это случилось, ты должен разгадать загадку.

Она берет мои руки, гладит их.

– Прежде чем стать богиней, я была смертной. У меня были необыкновенные родители. Это они научили меня любить так сильно. Я хочу, чтобы между нами было нечто истинное, великое. Настоящую любовь нужно заслужить. Если ты хочешь, чтобы я воспылала к тебе страстью, тебе придется совершать чудеса. Найди отгадку. Я напомню тебе вопрос: «Лучше, чем Бог, страшнее, чем дьявол. Есть у бедняков, нет у богатых. Если это съесть, можно умереть».

Она целует мои пальцы, прижимает мою руку к своей груди. Потом подхватывает сердце, которое ждет, когда на него обратят внимание.

– Мне очень жаль, сердечко! Похоже, ты не понравилось моему другу.

Афродита подмигивает мне.

– …либо его интересуешь вовсе не ты!

Сердце дрожит от волнения.

Я вновь пытаюсь обнять ее, но она ускользает от меня.

– Мы, конечно, можем заняться любовью, если ты так этого хочешь, но ты получишь только мое тело, не душу. И мне кажется, ты будешь скорее разочарован, чем счастлив.

– Я готов на все.

В ее взгляде усмешка и удивление.

– Многие умерли от печали или покончили с собой из-за любви ко мне, но тебе я не желаю зла. Даже наоборот.

Афродита глубоко вздыхает.

– Теперь мы связаны навеки. И если ты поведешь себя правильно, быть может, нам суждено пережить великое блаженство.

Она встает, оборачивается, обнимает меня, забирает живое сердце и уходит.

Я стою совершенно ошеломленный. Вдруг мне приходит в голову странная мысль: а что, если это было сердце одного из ее отвергнутых поклонников?

Одного из тех, кого она «любила, но в кого не была влюблена»? Мои щеки пылают. Никогда еще я не был в таком смятении. Конечно же, это она сама страшнее дьявола, лучше, чем Бог… и если я ее получу, то умру.

Я вздрагиваю – в дверь снова стучат, на этот раз громче. На пороге Фредди, всклокоченный, с перекошенным лицом. Ему с трудом удается выговорить: