Бернард Вербер: Дыхание богов

– Еще одно чудо Эдема, – настороженно говорит Фредди Мейер.

Мраморные храмы похожи на миниатюрные дворцы с куполами. Фасады украшены скульптурами и фресками, двери распахнуты настежь.

Мы колеблемся. Мата Хари решается первой. Следом за ней я вхожу в ближайший храм. Внутри никого, зал загроможден предметами, так или иначе имеющими отношение к живописи. Мольберты, незаконченные холсты свалены в беспорядке. Яркие картины все как одна изображают маковое поле и два солнца на фоне горы.

Мы задумываемся, зачем, собственно, мы здесь, как вдруг из другого храма раздается тихая, чарующая музыка. Мы входим туда и видим, что здесь собраны музыкальные инструменты всех времен и народов – ситар, тамтам, орган, скрипка… Какие-то партитуры сольфеджио.

– Помнится, танатонавтами мы пролетали сначала черную зону страха, а потом – красную зону наслаждения, – замечает Фредди,

Мы решаем зайти в следующий храм. Под его сводами мы обнаруживаем телескоп, компасы, карты, инструменты, с помощью которых можно измерить все, что угодно, на небе и на земле. Отовсюду доносится смех девушек.

– Кажется, я знаю, у кого мы в гостях, – говорит Жорж Мельес.

По-гречески «муза» означает «водоворот». Девять девушек, дочери Зевса и нимфы Мнемосины (богини памяти), стали нимфами источников, ручьев и рек. Говорят, их воды побуждали поэтов слагать песни. Со временем функции муз изменились. Сначала они утешали страдающих, потом стали вдохновлять людей, занимавшихся творчеством, независимо от того, какой области искусства те отдавали предпочтение. Музы жили на горе Геликон в Беотии. Музыканты и стихотворцы в поисках прохлады приходили к источникам, бившим около святилища. Позже музы разделились, каждая стала покровительствовать одному из видов искусства или науке:

Каллиопа – эпической поэзии,

Эрато – любовной поэзии,

Эвтерпа – музыке,

Мельпомена – трагедии,

Полигимния – искусству религиозных песнопений,

Терпсихора – танцам,

Талия – комедии,

Урания – астрономии и геометрии.

Когда девять дочерей Пиэра, пиериды, вызвали их на состязание, музы победили и превратили дерзких соперниц в ворон.

Порывистый ветер взбивает красную пену маков. Самая молодая из девушек подходит ко мне. Ей, должно быть, едва исполнилось восемнадцать. Она в венке из плюща и закрывает лицо маской, изображающей удивление. Девушка медленно отводит маску в сторону, и я вижу лукавое личико с большими голубыми глазами. Она вызывающе смотрит на меня и улыбается.

Я не успеваю ничего сказать, а она подходит и целует меня в лоб. Вспышка, и я оказываюсь в театре, в первом ряду. Мне «рассказывают» пьесу: мужчина и женщина заперты в клетке, в плену у инопланетян. Постепенно они догадываются, где находятся, узнают, что их родная планета Земля исчезла и что, кроме них продолжить человеческий род некому. Они судят человечество, чтобы понять, заслуживает ли оно возрождения. В то же время герои пьесы, помимо воли ставшие подопытными кроликами, узнают, что инопланетяне похитили их, чтобы разводить, как домашних животных, на потеху своим детям. Они стоят перед вопросом – стоит ли возрождать человечество?

Я открываю глаза. Это был всего лишь сон. Девушка довольно улыбается. Наверное, это покровительница театра, но кто именно – Мельпомена, муза трагедии, или Талия, муза комедии? Ее маска ничего мне не говорит. Поразмыслив, я прихожу к выводу, что это, должно быть, Талия, так как пьеса о человечестве скорее забавна, чем грустна. Да и заканчивается она хорошо.

Я достаю из сумки «Энциклопедию относительного и абсолютного знания», наследство моего дорогого учителя Эдмонда Уэллса, и записываю сюжет пьесы на чистых страницах. Муза снова целует меня в лоб.

В моей голове раздаются три фразы. Советы писателю:

Я принимаю совет.

Мои спутники тоже заняты. Каллиопа, муза эпической поэзии, тянет за руку Жоржа Мельеса. Полигимния, муза религиозных песнопений, уводит Фредди Мейера. Муза танца Терпсихора увлекает за собой Мэрилин Монро. Покровительница любовной поэзии Эрато нежно беседует с Матой Хари. Рауля выбрала Мельпомена, муза трагедии.

Талия ведет меня в свое жилище из красного мрамора. Я вхожу вслед за ней в комнату, в которой все напоминает о театре. В центре стоит огромная кровать, будто перенесенная сюда из комедии dell'arte, с балдахином и позолоченными колоннами, которые увенчаны итальянскими масками.