И я поспешно хороню Элеонору и отказываюсь просвещать Антуанетту и растравлять себя. Нельзя мне было снова сюда приезжать.
У Альтенвилей за чаем уже пятеро гостей, еще двое должны подойти, а у меня не хватает мужества сказать: но вы же мне обещали, что у вас никого не будет, полная тишина и покой и только мы в узком кругу! А завтра, значит, придут супруги Ванчура, они сняли здесь дом на лето, и в конце недели — еще только сестра Атти, которая настаивает на том, чтобы притащить с собой Бэби, а эта Бэби — ты меня слушаешь? — невероятная история, она женила на себе в Германии этого Ротвица, это же прирожденная авантюристка, в остальном-то она по рождению не Бог весть кто, говорят, она пользуется там succès fou [41] Бешеным успехом (фр.) .
, немцы клюют на все подряд, они всерьез думают, будто она в родстве с Кински и с ними, с Альтенвилями, не перестаешь удивляться. И Антуанетта не может перестать удивляться.
Я тихонько смываюсь с чаепития, брожу по городку и по берегу озера и, раз уж я здесь, делаю визиты. Люди в таких местах поразительно меняются. Чета Ванчура извиняется за то, что сняла дом на Вольфгангзее, я их в этом не упрекаю, я ведь тоже здесь. Кристина безостановочно носится по дому, нацепив старый фартук, чтобы под ним не видно было платья от Сен-Лорана. Это чистая случайность, ей было бы куда приятней в штирийской глуши. Однако теперь семейство Ванчура все-таки здесь, хотя что-что, а уж Зальцбургский фестиваль им сто лет не нужен. Кристина сжимает голову в ладонях, все здесь действует ей на нервы. Она сажает в огороде салат и зелень, во все, что бы ни готовила, она кладет эту свою зелень, они живут здесь так просто, невероятно просто, сегодня Ксандль варит просто молочную рисовую кашу, у Кристины свободный вечер. Она опять прикладывает ладони к вискам, запускает пальцы в волосы. Купаться они практически не ходят, всюду натыкаешься на знакомых, — такие вот дела. Потом Кристина спрашивает:
— Вот как? У Альтенвилей? Ну понятно, это дело вкуса, Антуанетта, конечно, очаровательна, зато Атти, как ты только выдерживаешь, мы с ним не общаемся, я думаю, он завидует Ксандлю, и все.
Я удивленно спрашиваю:
— Как это может быть?
Кристина пренебрежительно замечает:
— Атти ведь тоже когда-то писал картины или рисовал, даже не знаю, ну вот, он и не переносит, когда другой человек что-то может, как, например, Ксандль. Все они такие, эти дилетанты, для меня знакомство с ними ничего не значит, Атти я практически совсем не знаю, Антуанетту, бывает, встречаю и здесь, в городке, и в Зальцбурге, у парикмахера, нет, в Вене — никогда, в сущности, они же непробиваемо консервативны, в чем ни за что не признаются, даже Антуанетта, хотя у нее море обаяния, но в современном искусстве она, простите, ни бум-бум, однако, выйдя замуж за Атти Альтенвиля, она ведь не прогадала, — Ксандль, я что думаю, то и говорю, и я такая, какая есть, послушай, ты меня сегодня просто бесишь! А детям я еще хорошенько всыплю, если кто из них опять сунется на кухню. Пожалуйста, наберись храбрости и скажи как-нибудь Атти: «Господин доктор Альтенвиль», хотела бы я видеть, какую он скорчит рожу, он ведь даже мысли такой не допускает, этот убежденный республиканец с его красноватой окраской, и пусть даже на его визитной карточке сто раз будет написано: «Д-р Артур Альтенвиль», ему это приятно только потому, что каждый пока еще знает, кто он. Вот такие они все!
В соседнем доме, у Мандлей, которые год от году все больше американизируются, сидит в living-room [42] Гостиная (англ.) .
какой-то молодой человек, Кэти Мандль шепчет мне, что он outstanding [43] Выдающийся (англ.)
, если я верно поняла, писатель, и, если разобрала, его фамилия не то Маркт, не то Марек, я еще ничего из написанного им не читала и о нем не слышала, должно быть, его только что открыли, или он ждет, когда его откроют, — благодаря Кэти. Не проходит и десяти минут, как он начинает с неприкрытой алчностью расспрашивать меня об Альтенвилях, я даю скупые ответы, а иногда и вовсе никаких. Чем, собственно, занимается граф Альтенвиль? — спрашивает юный гений и продолжает в том же духе: давно ли я знаю графа Альтенвиля, и правда ли, что я с ним в дружбе, и верно ли, что граф Альтенвиль… Нет, понятия не имею, я еще никогда его не спрашивала, чем он занимается. Я? Может быть, недели две. Ходить на яхте? Может быть. Да, по-моему, у них есть две лодки, или три, я не знаю. Вполне возможно. Чего хочет господин Маркт или господин Марек? Приглашения к Альтенвилям или только повода без конца произносить эту фамилию? Кэти Мандль толстенькая и приветливая, красная как рак, потому что настоящий загар к ней не пристает, говорит она в нос на своем венско-американском или американско-венском наречии. В семье она великая яхтсменка, единственная серьезная danger [44] Опасность (англ.) .
для Альтенвилей, если исключить Лайбла как профессионала. Господин Мандль говорит мало и кротко, охотнее молчит и смотрит. Мне он сообщает: «Вы не представляете, какая энергия таится в моей жене: если она не отправляется сразу на свою яхту, то каждый день перекапывает наш сад и переворачивает вверх тормашками весь дом. Некоторые люди действительно живут, а другие на них смотрят, я принадлежу к тем, кто смотрит. Вы тоже?»
Читать дальше