Мари-Луиза Омон - Дорога. Губка

— Не хотите ли перекусить, мсье ван Леер? — внезапно смягчается мама.

Она ведет его в кухню. Годельева появляется спустя полчаса: в руках два чемодана, на шее — связка пакетов. Мама с трудом узнает ее. Намазана, надушена, на высоких каблуках — прямо-таки шикарная дама.

Мама на скорую руку приготовила Питу «легкий питательный завтрак»: свежие булочки с маслом, отварное мясо, ветчина, яичница с салом, пирожки с рисом и, конечно же, кофе с молоком. Щенок расправляется в углу с рубленым бифштексом. Годельева брезгливо поджимает ярко накрашенные губы. Жаклина настойчиво приглашает ее к столу. Нет-нет, она спешит.

— Так мы идем, Питеке?

Питеке не дожидается второго приглашения, он поскорей забирает у жены чемоданы и свертки.

— А фуражка? Где твоя фуражка? Ты же знаешь, без нее ты мне не муж.

— Но он ведь даже не доел! — возмущается мадам Кревкёр.

— Что такое с твоими карманами, Питеке? А ну-ка выверни их вовнутрь!

— «Вовнутрь» — так не говорят, — поправляет ее мама, но Годельева не слушает.

С молниеносной быстротой она уводит своего мужа, называя его «Питеке» и «Питушончиком», словно маня кусочком сахара старую клячу.

Мама остается вдвоем со щенком.

— Я назову тебя Дружком, потому что ты единственный из этого семейства ван Лееров — ван дер Гюхтов, — кто заслуживает этого имени.

Мама и не знает, что попала в самую точку. Поднявшись к себе в комнату, она видит, что шкаф ее пуст. Исчезли платья, два кольца, жемчужное ожерелье и золотые часы дедушки Авраама с массивной цепочкой. Мама садится на кровать, расстроенная, но не утратившая хладнокровия. И, только обнаружив, что Годельева наложила руку и на три коробки Дестроопера, которые хранились для отца — «на крайний случай», — она наконец выходит из себя.

Назавтра она просыпается с высокой температурой. Конечно, она не встала бы с постели, но ей нужно кормить Дружка и приниматься за его воспитание.

Как только температура спала, у нее снова появилось желание уйти из дома, предоставив отца его «юным приятельницам». Но ее удержал щенок.

— Он еще так мал, — говорила мама и продолжала, обращаясь к собаке: — Когда ты подрастешь, Дружок, мы уйдем вместе.

Дружок с серьезным видом бил по полу своим коротеньким, загнутым хвостиком. Глаза его ласково смотрели на маму.

Когда же Дружок подрос, мама окончательно распростилась с мыслью покинуть отца. Пес привязывал ее к дому, как ребенок. Отец обращал внимание на Дружка, только когда какая-нибудь его «приятельница» начинала восхищаться «очаровательным песиком».

— Ее зовут Дездемона, — говорил отец, который во всех домашних делах запаздывал на несколько лет. «Приятельницы»- его очень удивлялись, почему отец дал кобелю женское имя, а самая смелая даже предложила переименовать пса в Отелло. Отец был совершенно обескуражен. Несколько дней он просидел дома взаперти, никого к себе не пуская и даже не одеваясь. Он сидел у камина, закутавшись в халат из пиренейской шерсти, а мама готовила ему разные сладости, от которых он наотрез отказывался. Все это время Дружок-Дездемона лежал, свернувшись калачиком, у его ног, но отец смотрел на него невидящим взглядом.

«Он так любит Анри, — думала мама, — я не могу их разлучить».

Спустя двенадцать лет Дружок умер, и мама увлеклась проблемой голода в мировом масштабе. Она обсуждала эту тему в трамваях, в троллейбусах, делала вырезки из газет, у нее скопилось много увесистых папок со статьями и фотографиями.

После истории с Годельевой мама, дабы впредь не поддаться искушению и не поселить нового гостя в «комнату американца», заставила все стены в ней, снизу доверху, книжными полками, так что места для кровати просто не осталось, и устроила там свою библиотеку. Потом книги постепенно перекочевали на чердак, их место заняли папки с вырезками и другие работы, посвященные «третьему миру». Мадам Кревкёр даже приобрела некоторую известность в городе, к ней время от времени обращались за справками. Тогда она установила в мансарде двухконфорочную электроплитку, чтобы иметь возможность на месте вскипятить чай и подогреть сливки для своих гостей. Это был самый лучший период в ее жизни. К несчастью, провалы памяти сказывались на результатах работы, и в конце концов от деятельности архивариуса пришлось отказаться. Мама стала путаться в вырезках, датах и фотографиях. Она очень быстро поняла, что в таком виде папки теряют всякий смысл и познания ее больше никому не нужны.