Андрей Бондаренко: Беглец и Беглянка

— Осётр, однако, — раздаётся сзади густой мужской голос.

— Гав! — подтверждает собака.

— Большой и настоящий, однако…. Взять травоядного и мирного осетра — на блесну? Почётное дело. Невероятное…. Ну, парень, однако, ты и молодец. Красава самая натуральная…

Олег оборачивается. В трёх-четырёх метрах от него, рядом с замшелым корнем-выворотнем, стоит, опираясь на чёрный посох, высокий узкоглазый старикан в тёмно-бордовом малахае, расшитом разноцветным бисером. У ног старика, беззаботно щурясь, сидит Найда.

— Здравствуй, дядя Костька, — радостно улыбается Олег.

Сделав несколько шагов навстречу, он протягивает пожилому мужчине открытую правую ладонь.

— Привет, Красава. Муза нсунск [3] — Муза нсунск — ительменское приветствие, дословный перевод: — «Мы ещё живы». , однако, — отвечая на рукопожатие, произносит старик. — А ты изменился — со времени нашей последней встречи. Вырос, однако. Возмужал.

— Как ты меня назвал?

— Красава, однако. Так ительмены и паланцы величают успешных и удачливых людей. Так издревле повелось. Не нами заведено, не нам, однако, и отменять. Красава…

— Это точно — осётр? — недоверчиво разглядывая добычу, сомневается Олег.

— Точно, однако. Гадом буду. По крайней мере, однако, относится к осетровым.

— А откуда им, благородным и осетровым, взяться в нашей северной Камчатке?

— Много откуда, — усмехается старик. — Считается, однако, что внутренние воды Камчатского полуострова бедны пресноводными рыбами. Ну, советские учёные и начали, однако, активно выпускать в местные водоёмы мальков всяких нездешних рыб: карася, амурского сазана, толстолобика и даже стерляди. С переменным успехом, понятное дело, выпускать…. Как сейчас помню, однако. Было это, кажется, в 1958-ом году. Приехали в эти благословенные места всякие и разные, однако, хиленькие, бородатенькие и в очочках. Приехали, посовещались, да и выпустили в Кирпичную протоку (ну, в ту, что протекает возле села Милькова, однако), несколько тысяч личинок обской стерляди. Выпустили и, однако, уехали восвояси…. Прижилась ли стерлядка в Камчатке? Плохенько, но, всё же. Несколько раз здешние рыбачки её лавливали. Один раз в 1967-ом году, однако. Другой, кажется, в 1973-ем.

— Значит, я стерлядь поймал?

— Нет, конечно же, однако. Те стерлядки (и в шестьдесят седьмом, и в семьдесят третьем), меленькими были, не более двух килограмм каждая. Твой же трофей, однако, знатный. В том смысле, что и на все тридцать пять запросто потянет. Сейчас, Красава, определимся…

Старик, опираясь на посох, подходит к пойманной рыбине, присаживается на корточки, внимательно осматривает её и через пару минут выносит авторитетный вердикт:

— Это, однако, калуга. Тихоокеанская. При мне точно такую же рыбаки поймали в прошлом, 1997-ом году. В устье реки Паланы, однако. Неводом. Ну, один в один. И длина такая же, однако, чуть больше полутора метров. И круглый рот. И короткая нижняя губа. И, однако, приметные уродливые «шишечки» вдоль хребта.

— Тихоокеанская калуга? Не шутишь?

— Точно, однако. Честное шаманское слово.

— Ну, раз шаманское, — вздыхает Олег. — Тогда-то, конечно, верю…

Старик, подошедший к Олегу на речном берегу, являлся шаманом? Да, шаманом. Причём, самым-самым настоящим, без дураков. Не из тех пошлых прохиндеев и хитрых жуликов, которых расплодилось после приснопамятной «горбачёвской» Перестройки — практически без счёта. Типа — обыкновенная и прибыльная коммерция. Мол, московские и зарубежные туристы, они страсть как падки на всяческую провинциальную экзотику. Например, на шаманские причудливые танцы — под заунывные горловые песни и монотонные перестуки бубна…

Итак, шаман являлся настоящим, из неоднозначных прошлых Времён.

Дело было так. Этот ительмен [4] — Ительмены — одна из коренных народностей Камчатского полуострова, проживают и на юге Чукотского полуострова. (тогда ещё достаточно молодой), объявился в Ключах в далёком 1957-ом году. То есть, пришёл — с тощей походной котомкой за плечами — в поселковое отделение милиции, совмещённое тогда с паспортным столом, продемонстрировал справку «о личности», выданную в чукотском Анадыре (ительменов тогда, как правило, паспортами не баловали), и попросил зарегистрировать его в качестве оседлого охотника-промысловика, приписанного к Ключам. Вообще-то, так не полагалось. Мол, в каком субъекте страны Советов тебе, представителю конкретного национального меньшинства, «личностную» справку выдали, в том и селись. Там же получай и вожделенный «статус оседлости», дающий право на получение продуктовых и, главное, водочно-табачных талонов…. Но молодого пришлого ительмена, не смотря на устоявшиеся советские нормы и правила, приписали, всё-таки, к Ключам. И полагающимися талонами одарили сразу. Причём, на полгода вперёд. Неслыханное, между нами говоря, дело. Неслыханное, блин недопечённый…. Почему так получилось? Трудно сказать однозначно. Возможно, что имела место быть банальная и пошлая взятка. Например, шкурками чернобурок, куниц и песцов. Или же (как тогда судачили в посёлке), у «пришлого нацмена» наличествовали определённые способности к гипнозу…. Костька? Ну, это бытовое прозвище «приклеилось» к нему несколько позже, только через несколько месяцев. А тогда, в июле 1957-го, его записали в поселковой Книге учёта как — «Кутхе Атэс». Мол, «Кутхе» — имя. А «Атэс», наоборот, фамилия. Это уже потом выяснилось, что «Кутхе Атэс», в переводе с ительменского языка, означает — «Скрытный Ворон». Или же — «Ворон, скрывающий заветную тайну». Странная и запутанная история, короче говоря…