Тьерри Коэн - Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...

— Я отказываюсь от операции. Ребенок — это все, что у меня есть.

— Но у вас нет выбора, Клара. Я отвечаю за вас, и мой долг вас прооперировать.

Как ни странно, новость, сообщенная врачом, подействовала на Клару успокаивающе. Она узнала, что решение, которое она только хотела принять, уже принято без нее, и ей стало легче. Мрак рассеивался, забрезжил рассвет. Еще немного, и взойдет солнце в потустороннем мире. В мире, где Габриэль будет уже через несколько часов.

Судьба против Клары. Кто же борется со своей судьбой? Кларе ничего уже не нужно решать, осталось только подчиниться течению событий.

Все теперь лишилось смысла. Она не хотела больше страдать, сопротивляться, жить в отчаянии. Не хотела больше существовать.

Луи Дерен схватил мобильный и дрожащей рукой набрал телефон сообщника.

— К нему вернулась память, — сообщил он.

— То есть?

— Он помнит, что его перестала слушаться машина.

— Кто вам об этом сказал?

— Его жена. Я позвонил ей, чтобы узнать новости.

— Хорошо. Я займусь этим сам.

— Что вы собираетесь делать? — нервно осведомился Дерен.

— Не люблю разговоров по телефону.

— Ничего не предпринимайте без моего разрешения.

— Не звоните мне больше, — отрезал собеседник и повесил трубку.

Без его разрешения! За кого он себя принимает, жалкий слизняк? Он терпел, так и быть, его начальнический тон, дурацкие потуги на крутого, но теперь речь идет о спасении собственной шкуры. При чем тут какой-то месье Дерен?! Если Дебер заговорил, легавые арестуют заказчика. А заказчик тут же назовет его имя.

Так что нужно спешить, причем без всякого разрешения.

Практикант перехватил профессора Атали при выходе из операционного блока.

— Профессор… Мне нужно с вами поговорить, — начал он тревожно.

— А подождать немного нельзя?

— Нет… Дело очень серьезное.

— Что такое?

— У нас проблемы. С Габриэлем Сансье.

Атали удивленно посмотрел на ученика.

— Хорошо бы вам самому прийти и посмотреть, — прибавил практикант.

В боксе Габриэля практикант протянул профессору карту больного.

— Черт подери! Что за ерунда такая! — Профессор перелистывал карту. — И когда вы это заметили?

— Два часа назад, но вы были на операции.

— Аппарат барахлит?

— Это единственное объяснение.

— Проверьте еще раз хорошенько. С этим пациентом не должно быть никаких ошибок! Понятно? Вы отвечаете за него головой. До момента, когда мы отключим аппарат!

— Хорошо, профессор, я все понял, — озабоченно ответил оробевший ученик.

Атали, широко шагая, поспешил к себе в кабинет. Стоит ли сообщать новость родителям? Нет, не стоит. К чему подвергать их новым испытаниям, если нет уверенности.

Дени и Лоррен ехали в больницу. В тишине им обоим чудился голос Габриэля. Его признание в любви, сообщение о будущем ребенке потрясло их до глубины души. Им казалось, что сын с ними рядом, что он разговаривает с ними — вопреки злой судьбе, их непониманию и упрекам. Им понадобится время, чтобы в свете исповеди сына увидеть другими глазами прошлое. Но изменить прошлое невозможно, а вот настоящее, наполнившись новым смыслом, призывало их к себе. Их последнюю ошибку возможно было исправить, и они собирались это сделать. Из любви к сыну, из любви к будущему ребенку.

И вот они стоят перед боксом Клары, и Лоррен, пытаясь призвать мужество, берет мужа под руку. Постучались. Никакого ответа. Дени отворил дверь. Клара лежала, свернувшись комочком на кровати, повернувшись лицом к стене. Они ждали от нее какого-то знака, позволяющего им войти, но она лежала, не двигаясь.

— Добрый день, Клара, — мягко произнес Дени.

Она не ответила. Дени взглянул искоса на жену, словно спрашивая, как им поступить. Заметила ли их Клара? Делает вид, что не замечает? Находится в прострации под действием лекарств?

Дени встал так, чтобы попасть в поле зрения Клары. Она подняла на него глаза, и ее полный горькой безнадежности взгляд ожил.

Клара повернула голову к двери, увидела Лоррен и села на кровати, подобрала ноги, обняла колени, словно защищаясь, словно испугавшись, увидев возле себя мать Габриэля.

Дени мучительно подбирал слова. Что сказать? С чего начать? Какое уж тут красноречие, когда теряешься в сомнениях.

Тяжело нависшее молчание нарушила Клара.

— Мне очень жаль, — пробормотала она разбитым голосом.

Удивившись, они хотели что-то ответить, но Клара продолжала говорить, уставившись взглядом в пустоту.