Тьерри Коэн: Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...

— Да, это хорошая песня, — сказала она, решив помочь смутившемуся собеседнику. — Ритм придает особую напряженность чувству, выраженному в словах. — И едва уловимым движением плеч и рук подчеркнула этот ритм, как это может сделать только танцовщица.

— А ты какую музыку слушаешь? — спросил Габриэль, с благодарностью подхватывая тему разговора.

— Разную. Одну слушаю, другую напеваю, под третью люблю танцевать, — сказала она и снова ушла в себя. Помолчала и добавила: — Да и день на день не приходится. Слушаю чаще всего соул и поп-музыку. А танцевать люблю под фанк и ритм-и-блюз, да мало ли еще подо что.

— А что напеваешь?

— Французские песенки. Или то, что слышу по радио.

— Да что ты? — переспросил он, будто встретил какую-то неожиданность.

— А чему ты так удивился?

— Да нет, — замялся он. — Не удивился, скорее растрогался.

— Растрогался? — Нотка снисходительности вывела Клару из себя. — Ты, как я понимаю, слушаешь классику и оперы?

— Я? Нет… То есть да, слушаю. Но поп-музыка мне тоже нравится.

— Я бы тоже не отказалась разбираться в классике. Но образования не хватает. Я училась только танцам.

— Да. Я понимаю, но… — забормотал Габриэль.

— А как может быть иначе? — продолжала Клара не без нотки агрессии. — Как ты успел заметить, мы с тобой живем на разных этажах. У меня не было возможности учиться в университете, я не получила образования, не разбираюсь в живописи и в классической музыке.

Обескураженный, Габриэль не знал, как перекинуть мост через возникшую пропасть.

— Мне в самом деле повезло, очень повезло. Но я не считаю, что на вещи нужно смотреть так антиномично!

— Антиномично? — переспросила Клара.

— Ну да, как на несовместимости, — пробормотал Габриэль.

— Какая может быть совместимость? Ты говоришь, а я тебя не понимаю.

— Извини, я не хотел… Я хотел совсем другого…

— А ты не переживай, я же знаю, что я без образования.

— С образованием, без образования — какая разница! — вспыхнул Габриэль. — Ты мне нравишься, вот в чем дело. Но ты сидишь и молчишь, а я терпеть не могу сидеть молча, вот и понес всякую чушь.

Искренность признания пробила брешь в Клариной обороне.

Желая избежать опасных тем, Габриэль вновь стал расспрашивать Клару о ее жизни, но она опять, обходя его вопросы, говорила только о танце, словно танцем исчерпывалась вся ее жизнь. Он внимательно ее слушал, согласно кивал, задавал вопросы по существу, вживаясь в новый для него мир.

Но при этом, когда она говорила, он не мог не смотреть на ее губы, не замечать, как они выговаривают слова. Сколько мужчин у нее было? Он испытывал ревность к неведомым незнакомцам и почему-то считал, что их было много. Он никогда не испытывал ревности. Новое чувство его удивляло.

Ему хотелось сохранить контроль над ситуацией. Но что он мог предложить этой девушке? И каким образом? Большинство девушек, с которыми он знакомился после нескольких рюмок и пустых льстивых слов, помогавших установить иллюзию понимания, принимали его приглашение и ехали к нему. Иногда заставляли его ждать несколько дней, давая понять, что он должен уважать существующие моральные принципы. Но Габриэль знал, что это всего лишь лицемерный маневр и дальше все пойдет по обычной схеме. Но вот он сидел напротив Клары и не знал, что ему сказать, что сделать, чувствовал себя растерянным и уж никак не способным ни на какие стратегии.

Он понимал, что она гордая, самостоятельная, что у нее есть свои твердые правила и никакому вину и никаким вкрадчивым речам с ними не справиться. Лучше было постараться ее не сердить.

Клара вновь взглянула на часы.

— Я понял, отведенный час истек, — сказал он. — Можно я тебя провожу?

— Нет, спасибо, я вызову такси.

— Не может быть и речи! Я не отпущу тебя одну в такой поздний час!

Когда Клара увидела роскошный лимузин Габриэля, ироническая усмешка тронула ее губы. Они точно были противоположностями. Он выставлял напоказ свои познания, свое богатство, играл на своем обаянии, своей красоте. Она мало что знала, была бедна как церковная мышь и к своей красоте старалась привлекать как можно меньше внимания. Габриэль ее скорее раздражал, и, несмотря на это, ее влекло к нему, и она на себя сердилась. Она привыкла быть себе хозяйкой, справляться со всеми своими чувствами, и собственная овечья покорность ей очень не нравилась. В машине она сидела молча и следила за пробегающими мимо улицами.

Габриэль расценил молчание Клары как свой провал. Он девушке не понравился, и этим все сказано.