Валери Тонг Куонг: Простишь – не простишь

Он пулей вылетел из кабинета, белый как полотно. Спрятался в туалете. У меня душа заболела от жалости: Селеста осталась совсем одна перед лицом чудовищной беды. Я сразу поняла, что ничего хорошего им не сказали. Достаточно было заглянуть в приоткрытую дверь и увидеть, как моя дорогая любимая девочка сидит напротив врача, сгорбившись, согнувшись под тяжестью навалившейся боли и неразрешимых вопросов. Голову опустила, вцепилась в подлокотники.

Я не медлила ни минуты. Вбежала туда, обняла ее за плечи, принялась целовать, гладить, утешать.

– Я с тобой, доченька, ангел мой! Мама рядом, мама поможет. Вот увидишь, все будет хорошо, Мило очнется. Он справится, он победит. Он у нас настоящий воин, борец. Не слабак какой-нибудь, а твой сын, наша кровь. Мы, Польжи, всегда были крепкими, стойкими. Нас голыми руками не возьмешь.

Но она как будто меня не видела, не замечала моих поцелуев, ласк… Отвернулась, отстранилась, принялась повторять как заведенная:

– Лино, Лино, где ты?

Неужели не поняла, что он сбежал?

– Мадам, – строго спросила меня врач. – А вы кто, собственно?

– Я ее мама. Бабушка Мило, не чужая.

– Прекрасно. И все-таки я попрошу вас подождать в коридоре, мы еще не закончили.

Ты меня не послушала, дочка. И вот к чему это привело: ты совсем одна, он заперся и дрожит от страха, а я не в силах тебе помочь, меня не пускают, говорят, что я всего лишь бабушка … Да что они вообще понимают в родстве?!

Из всей семьи я самая надежная, я твоя единственная опора, неужели я не доказала это, неужели не доказала? В отличие от некоторых, я не ищу развлечений и утешений, не нуждаюсь в горячительном. Мое горючее – страстная потребность защищать тебя и Мило, бороться за ваше счастье. Большего я не прошу. Ты главный человек в моей жизни. Положа руку на сердце, можешь ли ты сказать, что твой муж тебе предан не меньше? Доченька, сколько еще страданий ты вынесешь, прежде чем у тебя откроются глаза? Лино – главный источник всех наших бед. Звучит дико, согласна, однако мне надоело кривить душой и молчать. Уму непостижимо, с каким упорством вы двое лжете всем на свете, в первую очередь самим себе! Будто бы все скрыто и зарыто, а ваше ужасное несчастье и все последующие невзгоды давно быльем поросли.

Нет, я ничегошеньки не забыла. Отлично помню, как ты осунулась, исхудала, не спала ночами, отчаянно искала на разных сайтах чудодейственное средство, волшебника-врача, ну хоть какой-нибудь способ забеременеть. У вас не получалось. А ведь причина проста: дурное семя.

Позднее, в тот страшный день, когда ты, сама не своя от горя, клялась, что наложишь на себя руки, над трупиком младенца, который умер, еще не родившись, кто тебя спас, кто вернул тебя к жизни?

Мне нечем гордиться, я твоя мать, я следовала долгу и зову сердца, ничего героического, сверхъестественного. Признаюсь честно, спасая тебя, я тоже спаслась, мы с тобой просто помогли друг другу.

Но, скажи на милость, где все это время был Лино? В черный год скорби именно я день за днем обнимала тебя, выслушивала твои жалобы. Слезы и стоны от беспросветной тоски рвали мне душу на части, но я не жаловалась, я подставляла плечо, я всегда была рядом. Неужели не помнишь?

Он выдержал дома всего два дня, да и то лишь потому, что так велит закон. А утром в четверг, как ни в чем не бывало, гладко выбритый, невозмутимый, отправился на работу. Ты оправдывала его, ну еще бы! Мол, нужно же на что-то жить и платить по счетам, да и каждый переживает по-своему…

Мы-то с тобой знаем, какая у него анестезия. Вы что, вправду надеялись, что я ни о чем не догадаюсь?! Как ты его оберегала, дочка! С порога протягивала мятные леденцы, прежде чем он со мной поздоровается. А если у муженька язык заплетался, говорила вместо него. Прятала пустые бутылки. Заметала следы, сглаживала острые углы.

Я не вчера родилась, Селеста! Меня не обманешь. Ты мечешься между мужем и сестрой, постоянно их защищаешь, следишь, чтобы не натворили чего и сами не пострадали. Но разве они хоть раз подумали о тебе?

Сегодня они оба тебя бросили, хотя на нас вновь обрушился страшный удар, хотя любимый мой внук сражается со смертью. Лино заперся в туалете, Маргерит подпирает стену и не желает смотреть в глаза. Кстати, почему никто до сих пор не спросил, какого черта она потащила ребенка в поле кататься вместо того, чтоб учить с ним английский? Ведь мы им велели!

– Маргерит!

Надо же, выбрала, дура, самый удачный момент! То стояла как вкопанная, а то вдруг пошла, санитарам вон помешала. Ножки-спички, тощая, а неуклюжая, как корова.