Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

Ее видел только дворецкий, поднявшийся открыть ей дверь. Он крикнул ей вслед:

— Мадам, куда вы? Подождите, мадам!

— Не волнуйтесь, я скоро вернусь, — ответила она.

На улице падал снег. Она шла через город, сквозь незнакомое ей утро, пока наконец ноги не привели ее к высокой темной двери. Она позвонила — сначала робко, потом настойчиво, потом, не отнимая руки от звонка, принялась кричать:

— Эй, отворите! Отворите! Эй!

Промерзшая, дрожащая, она продолжала звонить и кричать, пока дверь не распахнулась и на пороге не появился заспанный слуга в строгой ливрее. Он с недовольным видом взял протянутое письмо и захлопнул дверь у нее перед носом.

На следующий день г-жа де… слегла. Ни забота о здоровье, ни любовь, ни разум — ничто больше не привязывало ее к жизни. На улице свирепствовал мороз, но ее тело пылало в жару, и три дня спустя, когда посланник наконец решился навестить ее в ответ на полученное письмо, она уже почти распрощалась с жизнью.

— Моя жена не принимает, — сказал ему г-н де….

— Она сама вызвала меня, — ответил посланник, комкая в руке листок бумаги.

Безнадежное положение г-жи де… требовало снисходительности. Г-н де не мог не исполнить последнюю волю умирающей и проводил посланника к г-жа де…, которая так жаждала его увидеть, но больше не видела никого.

Вплотную подойдя к границе жизни и смерти, она обрела неземную красоту. Мужчины встали по обе стороны ее постели и застыли в неподвижности, устремив на нее глаза. Она еще дышала, но слабо и неровно. Вскоре посланник, почувствовав себя лишним, собрался тихо удалиться, но в этот момент г-жа де… вздрогнула всем телом, вытянула свои руки, испустила глубокий вздох и умерла.

Ее ладони раскрылись, и в их глубине блеснули, словно протянутые навстречу неизвестности, два бриллиантовых сердца.

Посланник и г-н де… посмотрели друг на друга.

— Она умерла, — сказал г-н де….. — Возьмите себе сердце, которое она вам протянула. Второе я возьму себе.

Посланник взял сердце, отданное ему г-жой де….. Он поцеловал руку умершей и быстрыми шагами вышел из комнаты. Он отправился к ювелиру.

— Повесьте это сердце на золотую цепочку, — сказал он, — а цепочку повесьте мне на шею. Сделайте это немедленно. Я не могу ждать.

Вернувшись к себе, он отдал приказание сейчас же укладывать вещи, разослал несколько депеш и покинул город.

Второе сердце г-н де… положил на грудь своей жены, рядом с ее сердцем Затем он вызвал няню, и скоро комната наполнилась шуршанием юбок и горестными вздохами. Зажгли столовые свечи, которые горели погребальным светом. Г-н де… вызвал своего портного и, не считая нужным ничего объяснять, заказал себе траурный фрак.

Селеста (Нижний Рейн)

Октябрь 1950 года

Каждый раз, когда речь заходила о любви, господин Зарагир говорил, что любить — значит придумывать, и еще говорил, что любовь сперва овладевает воображением, а потом уже завоевывает сердце. Он был мужественным и волевым человеком, и при этом лишенным какого-либо тщеславия или высокомерия. Детство его было трудным и вспоминал он о нем, как о печальном и мрачном мире, откуда он рано бежал, чтобы завоевать себе иную жизнь. Он познал приключения, труд и успех. Наблюдательность у него была развита еще сильнее, чем чувства, и именно она помогала ему составить состояние, а в дальнейшем — сохранить его. Он считал, что благополучие ему принесли здравомыслие и успех в делах сердечных, хотя многие полагали, что это — результат везения, то есть моральной неуравновешенности судьбы человеческой.

Г-н Зарагир жил в Южной Америке. Там он основал несколько крупных компаний. Был он человеком простым и не примыкал ни к каким кругам. Под холодной внешностью его угадывался ровный огонь, из которого, однако, порой вырывались мимолетные языки пламени, за что его считали мужчиной чувственным и непостоянным, тогда как на самом деле он верил в настоящую любовь и ценил в ней не только физические наслаждения.

На женщин производили впечатление его внешность, его богатство, его репутация мужчины умного и обходительного; дамы, завидев его, пытались поймать взгляд и если они казались ему хоть сколько-нибудь приятными, он улыбался им в ответ улыбкой, тут же покоряющей их сердца. Он не был к ним равнодушен. Правда, занятый и озабоченный выражением самых различных тенденций, идей и собственных способностей, он чувствовал себя не очень комфортно в положении мужчины, обожаемого с излишней страстью, склонен был проявлять осторожность, и, поддаваясь некоторым соблазнам, умея быть нежным и выглядеть терпеливым, но как от огня бежал от упреков и воздерживался давать любовные клятвы. Его избранницу пьянили обычно надежды и гордость, ей тут же чудились миражи, но слезы сомнений постепенно их размывали. Полюбить его значило сожалеть о нем, его поцелуи не устраняли отчужденность в главном, под обходительностью угадывалась тяга к свободе, а в его верности чувствовалась независимость. Он возбуждал аппетит и приглушал его, и из-за его неуловимости женщинам хотелось присвоить его. «Требуйте от меня чего хотите, кроме обещаний», говорил он им, а когда измученные неопределенностью, они, желая получить залог своего господства, начинали предпочитать поцелуям дорогие подарки, он входил в их положение и, полагая, что такое благоразумие заслуживает вознаграждения, посылал им перстень с бриллиантом. К этому подарку на память он прилагал короткую записку: «Моя эмблема — солитер. Символ печальный, найдите себе другой. Примите же мою эмблему и забудьте ее. Считайте, что это — прощальный поцелуй».