— Слышите, слышите, мне кажется, я слышу, как квакают лягушки. В такой час? Это совершенно неестественно.
— Тихо! Тихо! Замолчите, прошу вас. Мне кажется, что ваши лягушки — это автомобиль, — и прежде чем она успела обрадоваться, машина, за рулем которой сидел князь д’Альпен, выехала из кедровой аллеи и остановилась во дворе.
— Это он, это он, — воскликнула Рози, — пойдемте быстрее, пойдемте.
— Я иду, — отозвался Ландрекур.
Однако, не желая мешать их излияниям, он предоставил ей спуститься одной, медленно следуя за ней.
Рози, раскрыв объятия, бросилась навстречу князю и приникла к его груди.
— Эктор, мой маленький Эктор, как я рада вас видеть! Как это мило с вашей стороны!
— Все так же хороша? — произнес он, отстраняясь от нее, чтобы лучше ее рассмотреть. — Нет, я вижу, вы все хорошеете и хорошеете. И на что вы жалуетесь?
В этот момент Ландрекур показался на пороге дома и направился к ним. Князь д’Альпен улыбнулся.
— Очень приятно, — сказал он.
— Очень приятно, — ответил Ландрекур. Они подали друг другу руки и вошли в дом.
Г-жа Фасибе нашла уместным дать некоторые объяснения:
— Таинственный столяр забрал мебель из гостиной, теперь у нее довольно мрачный вид, — сказала Рози, — пойдемте лучше посидим в библиотеке.
— Какая приятная комната, — воскликнул князь, остановившись на мгновение в проеме двери, — и сколько книг!
— О! Но некоторых книг недостает, — заметила Рози. — А, и альбомы? Я не вижу альбомов, куда они делись?
Ландрекур, словно не слыша ее, отвечал князю:
— Да, это довольно хорошая библиотека, идеальная комната для чтения и работы. Мой отец был историком.
— Историком? Это чрезвычайно интересно, потому что мой отец тоже был историком. Что же касается меня, то я предпочитаю всему остальному мемуары и поэзию, — сказал князь, приближаясь к книжным полкам, чтобы прочитать вслух несколько названий. — Наша прелестная подруга сообщила мне, что вы собираетесь продать этот дом, — снова заговорил он, — но я могу предположить, что вы не собираетесь расставаться с вашей библиотекой. Интересно, вам не подходит здешний климат? Или вы хотите переехать поближе к какому-нибудь большому городу?
— Спросите у Рози, — ответил Ландрекур.
— Князь тогда сказал, что г-жа Фасибе — избалованный ребенок, но что виноваты в этом ее друзья, так как у них вошло в привычку потакать всем ее желаниям.
— Вы сами, дорогой Ландрекур, не для того ли, чтобы доставить ей удовольствие, стали думать о перемене места проживания? Поверьте мне, вам никогда не удастся убедить г-жу Фасибе поселиться в деревне. Не так ли, наша очаровательная Рози?
Он повернулся к ней и взял ее под руку.
— Ну скажите же честно, — обратился он к ней, — и не упрекайте меня в том, что я говорю правду. — Затем, обращаясь к Ландрекуру, он добавил: — Я давно знаю эту очаровательную даму, но она сама себя не знает.
Ландрекуру стал вдруг симпатичен князь, он угадал в нем человека, которого Рози не удалось понять, но в нем вызывала ревность манера, с которой она принимала откровенность этого друга, предполагающая какую-то близость, какие-то общие тайны и воспоминания, которые он с ними не разделял.
Разумеется, князь д’Альпен обладал большей независимостью ума и проницательностью, был более значителен как личность, чем г-жа Фасибе, и не склонен был, как она, презирать и критиковать людей, не живущих согласно правилам того маленького замкнутого общества, на которое он, не пренебрегая им, посматривал все же свысока. Воспитанный в вере во все то, что он собой воплощал, князь был склонен верить только в самого себя, не отворачиваясь при этом от других. От его воспитанности, основывающейся на старинных традициях, веяло тем несколько озадачивающим и даже внушающим робость обаянием, которое рождается от сочетания сдержанности и властности.
Образованный, интересующийся природой, стремящийся быть в курсе человеческих достижений, изысканий и конфликтов, он имел вкус к познанию и к наблюдению и, любя красивых женщин как зрелище, как украшение общества и как своего рода отдохновение, беседовать обычно предпочитал с мужчинами. Люди, которые его немного знали, спрашивали себя, был ли он легкомыслен из меланхолии, грустен из легкомыслия или легкомыслен из любви к легкомыслию. Но на самом деле ни то, ни другое, ни третье не соответствовало истине. Князь д’Альпен был человеком серьезным. И когда им овладевала меланхолия, он переставал выходить из дома, поскольку легкомысленное времяпровождение не смогло бы отвлечь его от причины его грусти, а как только к нему возвращалось его легкомысленное настроение, он вновь обретал вкус к светской жизни.
Читать дальше