Ландрекур вернулся на кухню, сразу же занялся там приготовлением завтрака, наполнил графин вином и поднялся к Жюльетте. Можно себе представить, каково было его изумление, когда, войдя, он оказался перед возникшей за несколько часов стеной, разукрашенной цветущими на фоне ночного неба цветами.
— Ах! — вырвалось у него, и он поднял глаза на Жюльетту, которая при звуке открываемой двери обернулась и смотрела на него с табурета.
— Вы удивлены, не так ли? — спросила она его. — Я работаю с самого утра и теперь умираю от голода. У меня даже кружится голова от усталости.
— К чему весь этот труд?
Она подошла к нему и взглянула ему прямо в глаза.
— А вы что, думали, что я смогу жить в конуре?
— Жить? Я не понимаю.
— Разве вы не видите, что я здесь обустраиваюсь? Обустраиваюсь, чтобы жить, хотя и не исключаю, что в какой-то момент вдруг решу уехать.
— Вы уедете сейчас, — возразил он холодно.
Она ответила ему, что пока совершенно не думает об этом, что ей очень хочется есть, и попросила поставить поднос на одну из скамей у основания стены. После чего пригласила его сесть рядом с собой.
— Сесть здесь? И не подумаю. Послушайте меня: завтра я уезжаю, и поскольку вы вынуждаете меня уехать, я закрою все шкафы. Может быть это заставит вас призадуматься.
— Ничего я вас не принуждаю, — ответила Жюльетта. — Оставаясь здесь, я не пряталась от вас, я всего лишь задержалась, вот и все. Не вы ли прячете меня ото всех? Не вы ли требуете от меня, чтобы я призадумалась и оставалась в своем убежище? Я исполняю вашу просьбу. Я остаюсь. Уезжайте, закрывайте ваши шкафы. Вчера во время прогулки я видела издалека вашего садовника и из чувства долга по отношению к вам не заговорила с ним, но с завтрашнего дня я сделаю его своим другом. Я расскажу ему какую-нибудь историю, заплачу, если понадобиться, и, уверяю вас, заживу самым наилучшим образом.
— Почему же вы так поступаете? Какой я дал вам повод портить мне жизнь? Откройте мне вашу тайну? Я вам уже помог однажды и теперь готов сделать это еще раз.
— Я полюбила этот дом, — ответила Жюльетта, — но сердце, которое поддерживало в нем жизнь, увядает, я это чувствую, и я хочу дать ему новое сердце, или, точнее, я пробую в нем свое собственное сердце, да, именно так, я пробую свое сердце.
— Я ни в ком не нуждаюсь, чтобы любить свой дом. Уезжайте, — сказал он. — Убирайтесь. Я сержусь на вас, и я вас не прощаю.
— Добиться того, чтобы тебя простили, — это не так важно. Прежде всего нужно добиться, чтобы о тебе сожалели, — ответила Жюльетта. Задетая не столько словами Ландрекура, сколько искренностью его тона, она погрустнела и не скрывала этого.
— Извините меня, — прошептал он.
— Извините? Уходите, убирайтесь из моей комнаты. Мне нужно вылечить свою душу, прежде чем простить оскорбление. Известно, что время лечит и помогает нам забыть зло.
— Поймите меня, — начал было он, но она прервала его.
— Я уеду позднее, я уеду в тот день, когда вы вернетесь, если только, вернувшись, вы не будете настаивать на том, чтобы я осталась.
Ландрекур начал умолять ее, говорил о том скандале, который может разразиться из-за ее присутствия в его доме, а также об опасности, которая из-за этого присутствия нависла над его счастьем. Она все прекрасно поняла, но, ни в чем не уступая, ограничилась тем, что повторила:
— Поскольку вы уезжаете, я никак вас не стесню.
— Разрешите мне попросить вас, ведь это не бог весть какая просьба, не выходите, пожалуйста, до завтра из вашей комнаты.
— Обещать что-либо вам? О! Нет, — отвечала она. — Обещания делают из нас жертв, и я не настолько вас люблю, чтобы рисковать вас разочаровать. Я хочу есть, я ужасно проголодалась и хотела бы заняться завтраком.
Поняв, что суровость лишь дает Жюльетте дополнительные основания для укрепления своей и без того уже достаточно сильной позиции, он решил быть любезным и предложил ей сигарету.
— Мой портсигар, — воскликнула она.
— С тех пор, как я его потерял, я его разлюбил, — сказал Ландрекур.
— А я его с тех пор полюбила. Найдя его, я обрела самое себя.
Он ничего не ответил, помог ей накрыть на стол и немного посидел с ней. Таким образом, в то время как Рози была в полной уверенности, что он занимается ею и исключительно ею, он был до такой степени занят Жюльеттой и исключительно Жюльеттой, что даже забыл зажечь колонку в ванной комнате.
В течение последних месяцев чувство, которое внушал Рози Ландрекур, незаметно для нее самой трансформировалось. Это была уже не столько любовь, сколько уверенность, в том, что ее любят, уверенность, которая привязывала ее к нему и в то же время давала ей большую свободу в ее размышлениях, о которых Ландрекур не догадывался, а если бы догадался, то они заставили бы его страдать. Лежа в шезлонге под деревьями, она витала от одного воспоминания к другому, она вспоминала былые свои любовные приключения и улыбалась любовным признаниям, которым улыбалась когда-то в прошлом. Она вспоминала слова князя д’Альпена: «Рози, поверьте мне, этот человек вам не подходит».
Читать дальше