Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

— Студенты, крестьяне, сумерки, ослы — я снова вижу все это, но не помню, чтобы я кокетничала.

— Вы просто вывели меня из себя.

— Ах, так вы поэтому дулись на меня за ужином в той харчевне на холме. Гитаристы играли фламенко, а мы были далеко, далеко… Да?

— Любовь уносит вдаль, а я вас уже любил.

— О нет!

— Вы захотели обольстить меня и покорили. Риск — в успехе. Помните наше возвращение на корабле из Лиссабона в Бордо, когда все смотрели на вас? Ваш голубой костюм был кладезем вашей истины, и вы выходили из него совершенно обнаженной.

— И, поскольку истина простужается, когда выходит из своего кладезя, я подхватила насморк, — сказала она и притворно чихнула.

— В Голландии парусные суда проходили вдоль торговых улиц, звонки велосипедов отсчитывали секунды во время прогулки.

— Это была прекрасная Европа! А в Амстердаме, в ресторане «Бали», мы были на Бали. Ах, мир представлен везде разрозненными частями, но Дельфт есть только в Дельфте; на антикварном рынке выставлялись кое-какие изделия немецких ювелиров, которые я хотела бы купить, но у меня не было денег, покупателей было негусто, и продавец не намеревался делать мне подарки. Однажды вечером, на берегу — таком, знаете, к которым море не подступает близко, — моя лиловая блузка стала серой, и Верхарн Эмиль, прогуливавшийся неподалеку, остановился, увидев меня. Он положил руку мне на плечо, его щека касалась моей, и он шепнул мне, говоря о настоящем в прошедшем времени, как все поэты:

«Это случилось теми золотыми вечерами Фландрии и Зеландии…», — повторил Поль, и они взглянули друг на друга.

— Однажды ночью, в Париже, вы пришли ко мне домой, — сказал он.

— Это правда. Вы взяли газету, как берут такси, но если пассажир такси знает, куда прибудет, пассажиры газет не знают, куда едут. Я же путешествовала в той вашей вечерней газете, вы положили меня в карман, и таким образом я, не желая того, вошла к вам в дом.

— Да, вот так, как соблазн, побуждающий нас любить его.

— О, по-моему, соблазны — всего лишь следствия весьма таинственной усталости. До свидания. То есть «спасайся, кто может». Я не хочу ни во что верить, потому что могу найти оправдания лишь в сомнении. Сомнение — это моя манера горевать и утешаться, но отдайте же мне мое письмо, прошу вас. Я его потеряла, и вы тоже можете потерять, а тогда все мои беды начнутся сначала.

— Насчет этого будьте покойны, оно защищено от случайностей, небрежности и рассеянности.

Она возмутилась тем, что он смеется над нею, но гнев ее был напускным, и, чтобы он этого не заметил, она быстро поднялась и убежала.

Когда Сесилия вернулась домой, на пороге ее караулила Одиль, сообщившая, что мадам Ило провела довольно много времени вместе с Гюставом и что тот в нетерпении.

— Али-Баба, — шепнула Сесилия. — Скажите ему, что я в своей пещере, вы не заметили, как я вернулась, и только что меня увидели, когда шли закрывать ставни.

Она поднялась по лестнице, расстегивая платье, накинула пеньюар, взъерошила волосы и села за туалетный столик. Гюстав услышал, как она напевает в ванной комнате, зашел к ней и на вопрос, давно ли она дома, услышал, что она не хотела мешать их интимной беседе с Жильбертой. Из этого он заключил, что она ревнует, и был польщен.

Поведение Сесилии в последующие дни пробудило подозрительность ее мужа. Ее привлекал Поль Ландрие, ее любопытство возбуждала мрачная нежность, угадывавшаяся в нем; соблазненная требовательностью его непроницаемого, цельного и почти грозного характера, она пристрастилась к чувству опасности, и, хотя еще пыталась интересоваться тем, что интересовало ее вчера, и преуменьшать значимость своих потайных вылазок, жизнь теперь имела для нее смысл только тогда, когда она больше не подчинялась своей совести, а прислушивалась лишь к тому, что доставляло ей удовольствие.

Брат был в курсе ее свиданий, как и она знала все о его любви к Нану. По его просьбе она поговорила о свадьбе с Марселиной Дубляр, и та, не смея в это поверить, восторженно приветствовала возможность союза, который месье Дэдэ счел бы тем более неординарным, что в нем не была замешана выгода. Сесилия воспользовалась этими событиями, чтобы сбегать из дома в то время, когда обычно она была у себя; Жильберта, которой она неосмотрительно пренебрегала, озлилась на нее за покровительство любовным похождениям Александра и сблизилась с Гюставом, чьи подозрения росли и крепли. Мадам Ило видела в нем возможного покровителя, а может быть, и больше, но ждала своего часа и с видом монашки, только разодетой в пух и прах, все чаще являлась составить ему компанию под конец дня. Она была миловидна, умела проявлять внимание и чуткость, он считал ее мужественной, потому что она была весела, и к тому же влюбленной в него; Гюстав относил на счет этой склонности порой коварные инсинуации Жильберты в отношении Сесилии, но при этом не допускал и мысли о том, что она хочет смутить его душу.